Дорога на плаху - [4]

Приближались весенние каникулы, и идея отыскать брата с помощью отца укреплялась.

— Папка, наш Витька два года не пишет и не приезжает, может быть, что с ним случилось. Надо поехать и разыскать его, — предложила она. — Нельзя же так жить в неведении.

— Отсутствие вестей — хороший признак, — равнодушно ответил отец. — Если бы жареный петух клюнул в одно место, то бы уж давно за помощью прибежал.

— Может, его в живых нет, — не соглашалась Лида.

— Сообщили бы, — нерешительно возразил отец.

— Кому нужен чужой человек, если даже мы о нем не беспокоимся. Мне он все-таки брат родной. Дай денег на дорогу, я съезжу на каникулах.

— Ты же знаешь, деньги я до копейки отдаю матери.

— Возьми — ты глава семьи.

— Не даст она денег на бесполезную поездку.

— Тогда я зайцем поеду. Сяду в поезд и поеду, как дочь железнодорожника, — не сдавалась Лида.

— Хорошо, я займу у кого-нибудь, с получки отдам, — пообещал отец.

Лида съездила в Красноярск, но брата не нашла и, удрученная, вернулась назад. Приближался май, и девушке становилось все сложнее скрывать растущий живот. И однажды, в очередную встречу с любимым, последовало ее разоблачение.

— Что это у тебя? — в ужасе уставился Игорь на обнаженную твердую выпуклость на животе. — Ты беременна?!

— Да, милый Игорек, — с дрожью в голосе ответила Лида, давно готовясь к этой минуте.

— Почему ты молчала? Почему не сделала аборт, идиотка? — взревел Игорь.

— Я пыталась, но ничего не вышло, — дрожа всем телом, отвечала Лида, — я боялась тебя потерять.

— Ты все равно меня потеряешь, — он вскочил с кровати обнаженный, стройный, как сам Аполлон. Она смотрела на него синим взглядом и ждала его действий, которых так боялась.

— Одевайся немедленно и уходи, иначе я тебя побью, — угрожающе прошипел он. — Если ты не думаешь о себе, о школе, о предстоящих экзаменах, то я — думаю!

— Игорек, любимый, — взмолилась Лида, — не гони меня. У меня есть только ты. И больше никого на всем свете. Помоги мне.

— Чем?

— Сочувствием, лаской. Ведь то, что там у меня внутри, произошло от тебя. Ты мужчина, ты должен защищать свою женщину!

— Ты забыла наш уговор.

— Я бы не требовала от тебя ничего, если бы не случилось это несчастье. Не беспокойся, я ничем не выдам наших отношений, но для меня важна твоя рука, чтобы я могла на нее опереться.

— А живот! Куда ты денешь живот? Он же растет. Почему бы тебе не попытаться сделать аборт?

— Сейчас уже поздно. Я ходила в больницу, мне отказали, точнее, предложили привести родителей. На дому делать — у меня нет денег.

— Я дам тебе денег.

— Но уже поздно, как ты не поймешь, милый.

— Прекрати надо мной издеваться! Убирайся отсюда поскорее и забудь о наших отношениях. — Игорь торопливо и нервно натягивал на себя брюки, ненавидящими глазами смотрел на девушку, которая дала ему множество приятных ощущений, о которых он не раз говорил ей, восхищался ее телом, умом, смеялся от ее шуток, наслаждался ее пением, танцами, чтением стихов, был без ума от ее темперамента и любви. Но это было хорошо, когда все шло гладко. Теперь все стало плохо. Он предупреждал ее, она знала его истинное к ней отношение, здесь он не лукавил, был честен и правдив. — Проваливай, сучка, расхлебывай сама то, что накопила в своем жбане.

От «жбана», вылетевшего из его уст, Лида едва не лишилась чувств, схватила свои вещички и, как ошпаренная кипятком собака, полуобнаженная выскочила на площадку.

Шумное бегство, к счастью, никто не заметил, но девушка была в отчаянии. Как потерянная, она до полночи бродила по улицам города, ищя выход из положения. Что она могла придумать? В голове ее стоял хаос звуков: то обрывки фраз акушерки, заставляющей привести родителей; то желчные слова бабки-повитухи, спрашивающей за свои услуги немалых денег; то вообще в голове звенела пустота, а ей казалось, что она сходит с ума от отчаяния и горя. В такие минуты Лиде хотелось землетрясения, разрушений, войны, бомбежек, паники — того всеобщего, огромного горя, в котором потонет ее личное, и она, как равный со всеми человек, будет бороться с постигшим людей несчастьем, а на ее беременность никто не обратит внимания, наоборот обрадуются новой жизни среди увечий и смерти. Ни к чему не придя, она вспомнила Анну Каренину и не раз приходила на станцию, но всякий раз у нее не хватало решимости пройти тот ужасный путь, что выпал книжной героине. В жизни на это отважиться оказалось труднее. Она представляла, как ее истерзанный труп подберут менты, станут выяснять причину самоубийства, обнаружат ее беременность и все откроется.

Нет. Она этого не хочет. Какой позор. Ей не безразлично, что станут о ней говорить в школе, а дома эта ненавистная сухая вобла. От ее злорадства Лида будет переворачиваться в гробу. Отца ей не жалко. Она ему почти безразлична, он забит ненавистной мачехой, почти не принимает участия в жизни дочери. От брата по-прежнему ни слуха, ни духа. На редкость бесчувственная семейка.

Лида доверится Наташе. Своей лучшей подруге, от которой у нее почти нет тайн, кроме этой. Наташа поможет ей скрывать беременность. Во всяком случае, она найдет у нее сочувствие и поддержку. Только бы ей продержаться до конца экзаменов. Потом уйдет из дому, уедет в Красноярск. Затеряется в огромном городе. Все же она должна разыскать брата, он не даст умереть с голоду. На первое время у нее будут деньги. Отец обещал собрать сумму для поступления в театральное училище или во ВГИК. Мачеха — против. Но Лида видит, что сухая вобла согласится, лишь бы выпроводить непослушную падчерицу из дому. Потом она устроится на работу. Кто ее возьмет с таким животом. Работа найдется, мытье пола в конторах. Главное продержаться до конца экзаменов, там видно будет.