Дорога на плаху - [150]

— Твоей вины ни в чем нет. Я тебя люблю, и буду любить такой, какая ты есть.

— Но разве тебе не хочется быть отцом?

— Если откровенно, сейчас нет. Года через два, когда все утрясется и встанет на свой фундамент. Ты меня понимаешь?

— Больше чем. Но ты уверен, что, живя со мной, сможешь стать отцом? Я — женщина, обязана родить хотя бы одного ребенка и вырастить. Это мое предназначение. Мой дядя Вова ловит на Енисее осетров, ты знаешь его по моим рассказам. Помнишь, он живет в Большом Балчуге. Мы с папой часто приезжали к нему летом. Папа там отдыхал душой, правда, они с дядей Вовой почти никогда не просыхали, находились всегда навеселе и в настроении. Да как не быть? Там такая красота, бесконечный разлив тайги и могучей реки. Так вот, он умеет ловить осетров, но никогда не берет самок. Дядя Вова различал их по ему одному известному признаку. Отпуская пойманную самку, он говорил: «У осетра век длинный, но зрелой матка становится поздно, если каждая хоть раз за свою жизнь отнерестится, то наш Енисей никогда не оскудеет». Дядя — человек простой, не ахти какой грамотный, а как понимает природу. У него трое ребят. Он выполнил свою миссию в размножении рода человеческого, ты тоже должен это сделать, а я обязана хотя бы раз, как говорит дядя, отнереститься. Скажешь, он не прав?

— Не скажу. Он — сама истина. Нам не о чем расстраиваться, у нас впереди целая жизнь, успеем. А у людей с возрастом, замечено, дети рождаются более одаренные.

— Вот и прекрасно! Не будем нарушать Божеские заповеди: искусственно противодействовать зачатию. Пусть все течет естественным путем. Может быть, и мы родим своего гения.

— Я не против, дорогая, но как хочется сначала устроить быт, укрепить семейный бюджет.

— Мы и устраиваем, укрепляем. Разве мы лодырничаем?

— Ну, что ты, иначе Сергей Петрович вряд ли предложил бы мне возглавить новое расследование. Он задумал какой-то грандиозный проект.

— Ты умный и сильный. На таких людях Русь держалась и держится. Не вздумай отказаться от любых новых предложений генерала. Преуспевающие мужчины для слабого пола — слабое место, — Евгения влюблено улыбнулась мужу. — Ты, мой милый, именно таков. Я просто млею, я вся плыву, когда ты рядом.

Мало-помалу Борису удалось успокоить жену. Но приближалась ночь, а с нею и интимная близость с любимой. Он всегда хотел ее, но теперь стал бояться бурного проявления эмоций Жени, видеть в ней другого сексуально возбужденного человека, который никак не может удовлетворить себя.

Он ощущал на себе необычайную силу Евгении. Тот случай с передвинутым столом стал памятным и служил веским подтверждением не лучших перемен в женщине.

Воспоминание о той ночи, когда Женя впервые заговорила о симптоме другого человека, бросило Бориса в холодный пот. Да, еще позавчера он не знал причины, хотя смутная догадка посещала его, но он гнал тяжкие мысли прочь, теперь ему сказали прямо какие это перемены: Евгения постепенно становится… мужчиной!

Нет, перерождение цветущей женщины в гермафродита нельзя себе представить! Просто он сойдет с ума, слушая голоса ТРЕТЬИХ в генеральском кабинете! Великолепная женщина во всех отношениях, с красотой и умом богини, женщина, от которой он хочет иметь ребенка, превращается в мужчину из-за нарушенного генного кода невидимой глазом силой! Борис пытался вообразить это превращение, но ничего не добился, кроме того, что почувствовал, как голова его улетает в безвоздушное пространство, а все тело расчленяется и тоже летит и падает на плаху, на которой четвертовали бородатого разбойника Емельку Пугачева.

Замелькали тени, засветились огоньки, запахло кровью и пеплом. Плаха становится символом его жизни. Точнее вся жизнь — это и есть прямая дорога на плаху, на которой корчится обезглавленный труп. Чей? Его конечно, потому как он не представляет себе жизнь без своей Жени, которая неудержимо, как пересыпающийся песок в песочных часах, превращается в мужчину, об этом же писал профессор Бандажевский в своих исследованиях, приводя в доказательство сотни примеров от воздействия чернобыльского следа. Подождите! Он дотянется до часов и перевернет их, потом снова и снова, и так бесконечно: вот если бы ему не снесли топором голову. Где теперь ее искать, чтобы водрузить на место? Если и найдешь, то, вряд ли она срастется с разрубленным счастьем. И все же он попытается остановить процесс перерождения.

Вспомнилось, Комельков говорил о хирургическом вмешательстве, не надеясь на успех. Что оперировать? Клетки, ставшие мужскими? Или восстанавливать нарушенный генный код? Кто это может сделать? Сидящий в тюрьме профессор Бандажевский, осмелившийся показать людям, что приносит чернобыльская катастрофа?

Петраков сорвался с места и ринулся вон из кабинета. На улице он поймал такси и через несколько минут объяснялся с дежурным изолятора, ссылаясь на генерала Климова. Его пропустили, и он прошел в одиночку.

За окном тесной камеры мелькнула огненная вспышка, погас свет, затем раздался близкий раскат грома. Снова полыхнула молния, в ее отблеске Борис увидел идущую на него Евгению. У Бориса сжалось сердце: это была действительно другая Евгения. Она напоминала робота в оболочке женщины и приглашала его на кровать. Он повиновался, подхватив ее под руку. Но возле одиноко стоящей кровати, выросла фигура в красном плаще, на лице черная глухая маска с узкими прорезями для глаз. Борис судорожно шагнул вперед к человеку в красном плаще, который повелительно выкинул руку навстречу, приглашая. Сделан еще шаг под магнетическим взором маски. Только теперь вместо кровати отчетливо различалась огромная окровавленная плаха, водруженная на лобное место. Борис все понял и стал медленно восходить на эшафот, удивляясь, что в руках красный человек держал не остро отточенный топор, способный беззвучно войти меж позвонков, а пульт дистанционного управления ядерной установкой. Он узнал страшного человека. Это был первопроходец, расщепивший ядро атома.