Дорога на плаху - [149]

Появление в коридоре членов экспертной комиссии, которые направлялись к кабинету генерала, толкнуло Бориса вперед, и он слился с ними.

— Прошу садиться. Кто будет докладывать? — спросил генерал, отыскивая и подбадривая взглядом Бориса, убеждаясь одновременно, что с ним все в порядке.

— Председатель экспертной комиссии, — сказал Санданович, — можно начинать?

— Да, пожалуйста.

Санданович направился к кафедре, расположенной слева от Климова и эмоционально заговорил:

— Мы столкнулись с феноменальным случаем, когда рядовой инженер, изучив фундаментальные исследования профессора, доктора медицины Юрия Ивановича Бандажевского использовал их в преступных целях. Парадокс! Ни одно государство не прислушалось к голосу ученого, не вняло ему. Частное же лицо, использовало открытие ученого в преступных целях. Следственный эксперимент с хомячками служит полным доказательством преступления. След Кошелькова, как еще говорят криминалисты, почерк — обнаружен в смерти банкира Курдымана Бориса Моисеевича.

— Благодарю, преступник понесет заслуженное наказание, база для доказательств его вины достаточная, — с удовлетворением сказал генерал, и бросил многозначительный взгляд на Петракова, как бы подчеркивая его заслугу. Борис поймал его взгляд, но ничего не понял: его мозг отказывался воспринимать происходящее после чудовищного вердикта медика о характере недуга его любимой женщины, которую он сегодня не застал дома. Как сквозь вату долетели следующие слова Климова. — Но сейчас я бы хотел взглянуть в корень зла — продолжающееся развитие ядерного монстра в масштабах страны и мира. Мы обязаны с точки зрения прав человека и Уголовного кодекса вести борьбу за сохранение экологической чистоты на государственном уровне.

— Вы о чем, генерал? — услышал Борис насмешливый высокий голос, похожий на голос Евгении. Он глянул в сторону звуков, в надежде увидеть жену, но в окнах кабинета замелькали какие-то тени, и сыщик увидел (он не мог ручаться за зрение остальных собравшихся в кабинете людей), как сквозь стекла входило множество нечто человеческое, уродливое, отвратительно отталкивающее, но с огромной силой притягивающее взгляд.

— Кто такие? — непроизвольно вырвался возглас.

— Мы — ТРЕТЬИ! Нас уже очень много, и мы скрутим каждого, кто попытается остановить наше движение. В нас вложены колоссальные деньги. Вот эта группа — порождение Чернобыля. Слева от меня выходцы с Урала, справа из Семипалатинского ядерного полигона, а эти мутанты с берегов Енисея.

— И моя жена с вами? — раздался дикий возглас Петракова.

— Она нахулиганила в поезде и находится в «Матросской тишине».

— Что за бред!

— Несчастный, ты же теперь все знаешь.

Еще позавчера Петраков ничего определенного не знал, но о многом догадывался. Но догадка все же не окончательная точка и теплилась надежда, что все не так страшно и все образуется. Едва переступив порог квартиры, услышал плачущий голос жены:

— Боря, милый, наконец-то, как я измучилась! — она стояла в сером брючном костюме высокая, грациозная, прекрасная. Синие глаза наполнены слезами. — Почему мой акушер-гинеколог ничего не говорит мне о моей беременности? Что он скрывает? У меня грозная патология? — Евгения едва сдерживала себя от рыданий. — Сегодня звонила мама в офис. Как всегда расспрашивала о самочувствии, как будто она знает какую-то тайну обо мне, боится сказать о ней, и в то же время страшится услышать, что со мной происходит нечто необычное: эта, откуда-то взявшаяся, во мне сила? Иногда я могу вертеть гантелями не хуже тебя. Что со мной происходит? В постели я удовлетворяюсь лишь в том случае, если играю не саму себя, а становлюсь тобой и произвожу недопустимые раньше движения. Я потеряла всякий стыд, хотя раньше стеснялась перед тобой всякой наготы. Я не могу достучаться и до тебя. Видно, мне придется идти к участковому гинекологу. Она женщина, я знаю, ни светила в медицине, но свое дело, по отзывам пациентов, знает хорошо.

Борису нелегко было слушать такую тираду возбужденной жены, а последнее заявление не на шутку напугало его.

«Кто ей помешает пойти на прием к врачу по месту жительства? Там посмотрят и скажут, что никакой беременности у нее нет. Что последует дальше, лучше не представлять», — быстро размышлял Борис и решился на следующее:

— Да, у тебя есть патология, но она не угрожает твоей жизни, поверь. — Борис старался быть убедительным, увлек ее в комнату, усадил на стул. — Ты же знаешь, Юрий Александрович собирался провести консультацию с Сандановичем по поводу тебя, но последний чертовски занят. Все свободное от практики время, поглощала работа над результатами моего следственного эксперимента. Теперь все позади. В ближайшее время Комельков с готовым диагнозом пригласит тебя на прием, где ты скажешь, что согласна на операцию.

— Боря, ты удачливый человек, коль ты так говоришь, значит, так надо поступать мне. Но скажи, за что мне предназначена такая кара, за какие прегрешения? В чем моя вина? — Евгения близка к истерике. Она сидела на стуле, сжавшись параграфом, стиснув кулачки на груди, умоляюще глядя на мужа слезными глазами.