Дорога на Ксанаду - [49]

Шрифт
Интервал

Пробежав четверть мили, я остановился. Мои легкие хрипели — мне срочно требовалась сигарета. По небу, как по натянутому, расшитому золотом полотну, катило солнце — капризный денди с экзотическим домашним животным. Я еще раз взглянул на купающийся в лучах послеобеденного солнца Грета-холл — потрепанный ураганом мнимый рай Самюэля Тейлора Колриджа и Митча Бартона.

«Palace of the Wind»[117] — так называл это место Саути.

Душевный человек. И все же быть посредственным намного лучше, чем покинутым всеми добрыми духами.

Где же все-таки шатается мой эльф?

11

То, что вторую часть моего путешествия следовало бы планировать профессиональнее, не вызывало сомнений. Мне безумно нравилась неоднозначность фразы «Я ищу комнату», и я наслаждался этим с чисто прагматической точки зрения. В такие минуты по мне пробегала благоговейная дрожь, словно я ходил повсюду, зная некую тайну, которую простым смертным нельзя было постичь. Но даже самые абсурдные предприятия требуют тщательной подготовки.

Я раздобыл роскошный иллюстрированный путеводитель по Девону и Сомерсету, географическую карту, на которую нанес те дома, где намеревался отыскать комнату и список всех туристических офисов обоих графств. И если уж мне приходится иметь дело с вещами, от которых с возмущением отворачивается самая разумная часть меня, то делать это нужно по крайней мере в достойной обстановке. На сей раз моими минимальными требованиями были: богато обставленная комната с роскошным видом на побережье и отель, разрешающий курить прямо в комнатах. Нетер-Стоуэй отпал сразу — он лежал не на берегу озера, кроме того, там не было пристанища. Вообще мне кажется, что, кроме особняка Колриджа, там вообще ничего больше нет. Итак, мне пришлось исследовать северное побережье Девона и Сомерсета, а точнее, отрезок между Порлоком и Линтоном, где осенью 1797 года Колридж увидел дворец удовольствий хана. Сначала я отдавал предпочтение Порлоку. На фотографиях гида по Сомерсету я обнаружил «Шип инн», где Колридж часто останавливался на ночлег во время «волшебного года», во всяком случае, не во время Ксанаду. Интересно, значит, этот дом все-таки сохранился? Но я полистал дальше, и выяснилось, что Порлок расположен отнюдь не у залива Бристоль. Гавань под названием «Porlock Weir» представляла собой всего лишь парочку рыбацких хижин и эллингов. Само же местечко находилось в четырех милях от озера. В общем, не было и намека на красивый вид из окна. Значит, Нетер-Стоуэй не подходил в качестве базового лагеря для моих экскурсий. Оставался Линтон. С недоверием я вычитал в путеводителе, что и это местечко состояло из двух частей. Правда, выяснилось, что это деление было намного проще, чем в Порлоке. Высоко на утесе был Линтон, а внизу, около тысячи метров от него — Линмоут, так близко к прибою, насколько это вообще было возможно. Между этими частями пролегала единственная в своем роде (по крайней мере так значилось в путеводителе) викторианская дорога. Ее работа напоминала систему шлюзов. Мне показалось, что это звучит неплохо, поэтому я записал на пачке «Бенсона» номер телефона туристического центра «Линтон и Линмоут» и пристал к хозяину гостиницы с просьбой позвонить по телефону. Тот, в тою очередь, испытывал небольшую качку, бороздя поды солодового виски, несмотря на столь ранний вечер. Не отрывая глаз от экрана телевизора, он поднял руку и указал назад, издал несколько ужасных фонем, напоминающих скорее крик животного, чем человеческую речь. Итак, он разрешил мне, как здорово!

Приятный женский голос на другом конце провода сообщил мне, что я могу оставить номер факса и тут же получу полный список возможных вариантов размещения.

— У меня нет ни факса, — проворчал я, — ни горячей воды. Холодная, и то от случая к случаю. Не могли бы вы найти для меня хоть что-нибудь, что заслуживало бы названия гостиницы? Если бы вы только знали, как я ючусь здесь, то наверняка тут же забрали бы меня отсюда на вертолете.

— Мне очень жаль, — ответила она вежливо, выслушав мои излияния. Она была равнодушна к истеричным клиентам с континента, — но по телефону мы ничего не можем для вас сделать. Вам следует самому приехать сюда.

— Не могли бы вы по крайней мере порекомендовать мне парочку адресов, а лучше телефонов. Конечно же, я позвоню туда сам. От всего сердца…

К сожалению, она уже положила трубку. Отбросив все любезности и даже не сказав ни слова, я плюхнулся на диван рядом с ловцом форелей. По законам физики его тело подбросило вверх. Медленно он развернул в мою сторону свою багряную черепушку, немного поразмыслил, оценил меня, покрутив кончик моего носа между большим и указательным пальцами правой руки. В конце концов он оценил меня искажением губ, которое я, по своей доверчивости, без сомнений принял за улыбку. Из серванта, с полки с засушенными рыбьими головами, я достал себе запылившийся стакан и молча поставил перед собой. Хозяин гостиницы быстро сообразил, что нужно делать: нащупал бутылку виски (это удалось ему лишь с третьей попытки) и налил мне. То есть попытался. Приблизительно четверть содержимого оказалось в моем стакане, остальная же часть равномерно распределилась по поверхности стола и моим брюкам. К несчастью, они оказались дорогим и плохо отстирываемым экземпляром. Сегодня утром я решился надеть их из чисто мальчишеского протеста против убожества условий проживания.


Рекомендуем почитать
Статист

Неизвестные массовому читателю факты об участии военных специалистов в войнах 20-ого века за пределами СССР. Война Египта с Ливией, Ливии с Чадом, Анголы с ЮАР, афганская война, Ближний Восток. Терроризм и любовь. Страсть, предательство и равнодушие. Смертельная схватка добра и зла. Сюжет романа основан на реальных событиях. Фамилии некоторых персонажей изменены. «А если есть в вас страх, Что справедливости вы к ним, Сиротам-девушкам, не соблюдете, Возьмите в жены тех, Которые любимы вами, Будь то одна, иль две, иль три, или четыре.


Современная словацкая повесть

Скепсис, психология иждивенчества, пренебрежение заветами отцов и собственной трудовой честью, сребролюбие, дефицит милосердия, бездумное отношение к таинствам жизни, любви и смерти — от подобных общественных недугов предостерегают словацкие писатели, чьи повести представлены в данной книге. Нравственное здоровье общества достигается не раз и навсегда, его нужно поддерживать и укреплять — такова в целом связующая мысль этого сборника.


Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире

Эта книга – современный пересказ известной ливанской писательницей Ханан аль-Шейх одного из шедевров мировой литературы – сказок «Тысячи и одной ночи». Начинается все с того, что царю Шахрияру изменила жена. В припадке ярости он казнит ее и, разочаровавшись в женщинах, дает обет жениться каждый день на девственнице, а наутро отправлять ее на плаху. Его женой вызвалась стать дочь визиря Шахразада. Искусная рассказчица, она сумела заворожить царя своими историями, каждая из которых на рассвете оказывалась еще не законченной, так что Шахрияру приходилось все время откладывать ее казнь, чтобы узнать, что же случилось дальше.


Время невысказанных слов

Варваре Трубецкой 17 лет, она только окончила школу, но уже успела пережить смерть отца, предательство лучшего друга и потерю первой любви. Она вынуждена оставить свои занятия танцами. Вся ее давно распланированная жизнь — поступление на факультет журналистики и переезд в Санкт-Петербург — рухнула, как карточный домик, в одну секунду. Теперь она живет одним мгновением — отложив на год переезд и поступление, желая разобраться в своих чувствах, она устраивается работать официанткой, параллельно с этим играя в любительском театре.


Выяснение личности

Из журнала "Англия" № 2 (122) 1992.


Сад неведения

"Короткие и почти всегда бессюжетные его рассказы и в самом деле поражали попыткой проникнуть в скрытую суть вещей и собственного к ним отношения. Чистота и непорочность, с которыми герой воспринимал мир, соединялись с шокирующей откровенностью, порою доходившей до бесстыдства. Несуетность и смирение восточного созерцателя причудливо сочетались с воинственной аналитикой западного нигилиста". Так писал о Широве его друг - писатель Владимир Арро.  И действительно, под пером этого замечательного туркменского прозаика даже самый обыкновенный сюжет приобретает черты мифологических истории.