Дорога на Киев - [13]

Я вынул первый нож. «Их всего два, — сказал я себе, пытаясь успокоиться. — Ты должен попасть с первого раза, а вторым выбить другой глаз. Только так». Примерившись, кинул — ящер, лязгнув пастью, дернул головой в сторону Данилы, и нож, стукнувшись о бородавку, отскочил. Меня прошиб пот, я вытер ладонь о штаны и взял второй.

— Всеслав, помоги! — крикнул я.

Он понял, побежал к морде. Ящер остановил на нем взгляд, и я метнул нож. Он вошел в глаз вместе с рукояткой. В этот момент Данило, изловчившись, воткнул меч в другой глаз и крепко взялся, стараясь вогнать поглубже. Ящер заревел, вскинув к небу разверстую пасть, затем в исступлении затряс головой, и повисшего на рукоятке Данилу отшвырнуло далеко в сторону.

Сейчас нужно перерубить ему глотку. Я вынул из-за пояса топор. Ящер ревел, крутился, разбрызгивая зловонную слизь, вертел головой, свирепо размахивал хвостом. Я даже не мог выбрать момент, чтобы приблизиться, потому что передо мной мелькали то зубы, то когти, то шипы. Пару раз пробовал подступиться, но оба раза чуть было не оказался под тяжеленной лапой. И опять помог Всеслав — он поймал хвост, схватился за него, напрягся, на шее и руках у него выступили жилы, готовые вот-вот порваться, но все же удержал… На помощь ему бросился очухавшийся Данило. Чудовище, ничего не видя — из глаза у него все еще торчал меч Данилы — попыталось обернуться к ним, обнажило белое пятно под горлом, и я со всего маху рубанул по нему.

На меня хлынула смердящая зеленоватая жижа. Ящер взбрыкнул передней лапой, я почувствовал удар, что-то хрустнуло, но прежде чем меня отбросило вперед, успел со злостью рубануть второй раз.

Я обнаружил, что лежу на земле, в вонючей луже того, что у ящера называлось кровью. Попытался вздохнуть, но грудь пронзила такая боль, что я решил, что лучше не дышать вовсе. Чудовище грудой мяса валялось неподалеку. Рядом на сухой траве лежали мои друзья, пытаясь отдышаться, судорожно ловя воздух. Через некоторое время, хромая и охая, поднялись на ноги, осмотрелись. Я стал снимать с плеч котомку.

— Некогда, — резко сказал Данило и показал рукой назад. Там меж двумя рощами поднималось облако пыли. — Погоня.

Кони маячили где-то у Черного леса. Мы бросились к ним. Бежать было трудно — при каждом вздохе грудь протыкал раскаленный прут. Всеслав тоже морщился от боли, только Данило, как ни в чем ни бывало, трусил, топая сапожищами так, что успокоившееся было после битвы с ящером воронье вновь взлетело и загалдело. Я на бегу перемотал кушак на грудь, и на время стало полегче, но скоро дыхание сбилось, глаза заволокло черным туманом, в горле захрипело. Неожиданно почувствовал на спине руку, и бежать стало проще — это Данило на бегу подталкивал меня.

— Мало… я тебя… с котлом гонял, — прохрипел он.

Впереди Всеслав уже ловил непослушных коней, которых пугал мерзкий запах ящера. Клубы пыли стремительно приближались. Данило заарканил своего, а дальше дело пошло быстрее. Забравшись в седло, я наддал каблуками, и мы понеслись к лесу.

Всеслав, обернувшись, что-то крикнул.

— …луки…, — разобрал я.

На скаку вынул лук, вытянул стрелы, зажал их в зубах и натянул поводья. Конь встал, как вкопанный. Повернувшись в седле, выпустил шесть стрел — все, что успел достать, — в передних всадников. Когда натягивал на тетиву последнюю, первая уже вонзилась в грудь вырвавшегося вперед ратника. Тот запрокинулся назад и стал медленно сползать по крупу. Дальше смотреть не стал — развернулся и помчался дальше, краем глаза приметив, что мои соратники тоже разворачивают коней. Значит, еще несколькими преследователями меньше.

Лес был уже рядом. Я даже различал иголочки на елках, когда нас настигли. Их было человек двадцать — ратники из города, среди них несколько степняков. Когда я увидел их, во мне что-то перевернулось, захлестнула ярость. Я выхватил топор, заляпанный зловонными зелеными пятнами, и с диким криком, рубя направо и налево, бросился в гущу всадников.

Удар… Чья-то голова пополам, брызжут мозги и кровь… Удар… Отлетела чья-то рука с зажатым мечом… Замах… Всадник, схватившись за бок, съезжает на землю… Удар…Удар…

Увидел удиравших степняков — в стае, когда десятеро на одного, они храбрецы, а как силу почуют, сразу наутек. Бросился за ними, но то ли кони у них были свежее, то ли я устал, однако улепетывали они гораздо быстрее.

Остановил своего скакуна и, пригнувшись к гриве, попытался отдышаться. Сил почти не оставалось, опять пришла боль в груди. Конь тоже дрожал, поводил боками, с него хлопьями оплывала пена. Здорово ему, бедняге, сегодня досталось.

Медленно подъехал Данило с обнаженным мечом. С лезвия густыми каплями стекала кровь. Я оглянулся. Всеслав жалеючи оглядывал остатки своих вериг. Кругом валялись безжизненные тела, разбегались, вскидывая головами, испуганные кони.

— Поехали, Иванко.

Развернув коня, я шагом направил его к лесу. Подъехав к опушке, нашли вытекавший из леса прозрачный ручей и спешились, решив подлечиться и хоть немного передохнуть. Первым делом нужно было вымыться — вонючая слизь ящера залепила одежду и не давала дышать.

Всеслав быстро разделся и кинулся в воду, устроившись в русле потока так, что на воздухе оставалось только лицо. За ним полез я. Вода была ледяная, но я, повизгивая, все же вымылся и тут же почувствовал себя гораздо лучше. У меня на теле не осталось живого места: один сплошной синяк. Всеславу досталось не меньше. Данило долго с сомнением глядел на нас, однако в конце концов разделся до исподних и, осторожно тронув воду большим пальцем ноги, с уханьем окунулся. Не знаю, что на него больше подействовало: то ли сам запах, то ли наши угрозы не приближаться к нему менее чем на версту с наветренной стороны.