Дорога на Элинор - [41]

Я восприняла его слова, как метафору, и спросила только: «А я? Если я умру раньше тебя, ты опишешь мои похороны на далекой планете?» Он посмотрел мне в глаза, помолчал и ответил: «Конечно. Но будет не так. Я уйду первым».

Эти его слова я тоже посчитала метафорой, и больше мы к этой теме не возвращались.

А потом… В один из вечеров я, как обычно, пришла к мужу после работы, собиралась остаться на ночь, мы об этом уже договорились, он сидел за компьютером, а я готовила ужин — как сейчас помню, нарезала огурцы для салата. И вдруг услышала голос Эдика, он говорил тихо и будто сам с собой. А может, даже не говорил — думал, и я слышала его мысли?

«Это невозможно… никакие постоянные… определенно… закончил… совершенно… последняя точка… уходить»…

Я выложила овощи на тарелку и пошла в комнату. Эдик сидел за компьютером, положив руки на колени.

«Ты закончил роман?» — спросила я.

Эдик опустил голову, я видела его заросший затылок, пальцы, по-моему, чуть дрожали…

«Нет», — ответил он наконец, и я поняла, что он впервые в жизни сказал мне неправду.

«Давай ужинать», — сказала я, и дальше все пошло, как обычно, но все было не так, потому что обычное шло внешним фоном, а внутри каждый из нас рассуждал о своем, две жизни — внешняя и внутренняя — шли параллельно, мне было очень неприятно, и, когда муж уснул, был уже второй час ночи, я дождалась, пока сон его станет таким глубоким, чтобы он не проснулся от любого моего движения, встала, прошла в кабинет, достала ключ из кармана Эдикиного пиджака, висевшего на вешалке в шкафу (я сама его туда и повесила вечером), открыла ящик стола, в котором, как я точно знала, муж хранил рукопись романа…

Там ничего не оказалось, ни единого листа бумаги. Лежал компьютерный диск — один.

Я поняла — Эдик поставил точку.

Мне стало беспокойно. Нет, беспокойно — не то слово. Страшно? Нет, и не страшно тоже. Я слишком хорошо знала мужа. Если он сказал, что его не станет, когда роман будет закончен, значит, так и случится. Но я также понимала, что он не наложит на себя руки. Это противоречило его жизненной философии. Такого не могло произойти — не может солнце однажды утром появиться вместо востока на западе, это исключено, вы меня понимаете?

Но роман был закончен. И что теперь?

К утру у меня поднялась температура — я чувствовала себя отвратительно, отменила все встречи, на развозку не поехала, самым большим моим желанием было улучить момент, добраться до компьютера, найти файл и прочитать… Не весь роман, а только последний абзац. Что написал Эдик, на чем поставил точку?

Он уехал на работу, я осталась одна.

Компьютер у Эдика всегда был включен, какие-то программы вечно что-то рассчитывали, я не стала разбираться в иконках, меня интересовал только файл с романом, и я задала поиск. Элинор. Левия. Ноэль. На жестком диске не оказалось файлов с такими названиями. Не было ничего.

Ничего. И жизни у Эдика не осталось тоже…

Глава пятнадцатая

Жанна Романовна держала обеими руками уже давно остывшую и наполовину пустую чашку с кофе. Терехов почему-то подумал, что теперь не женщина грелась от тепла, запасенного в напитке, а наоборот, хотела передать часть собственного тепла чему-нибудь, пусть хоть чашке или просто воздуху в комнате, потому что скрытая в этой женщине энергия требовала выхода.

— Вот видите, — убежденно сказал Терехов. — Вы сами во всем виноваты. Если бы вы жили с мужем, как все нормальные семьи, то лучше знали бы его, и в тот день… Что с вами?

Терехов успел подхватить женщину прежде, чем она повалилась на пол. Все получилось неожиданно, Терехов сначала и не понял, что именно в ответ на его слова Синицына размахнулась, запустила чашкой в стену, а потом потянулась к Терехову всем телом, и руки в его сторону протянула, будто хотела зажать ему рот, но энергия ее иссякла, и она покачнулась, стул начал падать в одну сторону, женщина — в другую…

Он сидел на полу в нелепой позе, держал на коленях голову этой женщины, глаза ее были закрыты — неужели она потеряла сознание только из-за того, что он нащупал слабое звено в ее обвинении?

Нужно было, наверно, дать ей воды, но для этого Терехов должен был встать, а как? Опустить эту женщину на пол? Перетащить на диван? Как глупо это будет выглядеть — придется волочить ее за руки, а может, поднять и понести, но Терехов чувствовал, что у него не хватит сил. Он наконец догадался прислонить эту женщину к ножке стола, поднялся на ноги и пошел в кухню, чтобы налить в стакан воды, но голос Жанны Романовны заставил его обернуться — она смотрела на него широко раскрытыми глазами и, похоже, сама не понимала, отчего вдруг, будто какая-то нимфетка, хлопнулась в обморок.

— Помогите мне встать, — сказала она и, не дожидаясь Терехова, поднялась самостоятельно, постояла, держась обеими руками за край стола, подняла упавший стул, но садиться не стала, прошла, пошатываясь, к дивану и опустилась на самый край, как гостья, зашедшая на минуту только для того, чтобы сообщить хозяину важную для него новость и сразу уйти, не дожидаясь приглашения остаться на чай.

— Извините, если я… — пробормотал Терехов.

— Это вы меня извините, — сухо сказала Синицына. — Я сейчас все вытру, дайте мне, пожалуйста, тряпку.