Дорога на Берлин - [22]

Бегут по площади бойцы на штурм рейхстага.

И многие, не добежав, падают.

В правой руке - винтовка, в левой намертво зажат красный флажок.

- Они не дошли... не водрузили знамя над куполом, - бормочет Автономов, - но это они... мертвые... своими телами проложили дорогу живым... и знамени... Я должен знать их имена!

К окну подходит начальник штаба батальона Ширяев. Он стоит рядом с корреспондентом.

- Отчего вы без блокнота? - спрашивает он. - Почему не записываете?

- Я не буду ничего записывать! - сердито отвечает Автономов. - Я этого не забуду никогда!

Видна площадь перед рейхстагом.

Вот уже близки к рейхстагу передние, самые смелые, самые лихие воины.

Впереди всех, со знаменем в руках, бежит молодой парень.

- Кто это? - спрашивает Автономов.

- Это Пятницкий. Комсомолец.

Пятницкий подбегает к рейхстагу и вдруг, широко раскинув руки, падает.

Он падает у самой первой ступеньки лестницы, ведущей в рейхстаг.

Судорожным движением он рвется вперед - и умирает на первой ступеньке. Знамя лежит рядом с ним.

- Его Пятницким звали, - говорит Автономов. - Я не забуду.

А бой кипит...

И знамя из мертвых рук переходит в руки живых.

Вот оно уже на третьей ступеньке лестницы...

Его хорошо видно и Автономову и всем на площади.

Вот оно уже над железною решеткою у окна полуподвала.

Вот оно врывается в здание вместе с бойцами...

И вот оно вздымается над рейхстагом... не над куполом, - до купола далеко, не доберешься, - весь рейхстаг теперь под огнем немецкой артиллерии, - но над фронтоном первого этажа есть скульптурная группа: женщина с короной в колеснице. И в корону этой женщины грузин Кантария и русский Егоров втыкают древко знамени.

Это видно Васе из его КП в рейхстаге.

И он кричит в трубку:

- Тут какая-то принцесса Турандот. Что? Не знаю. Турандот. Да. Ну, мы ей в корону знамя и воткнули. Всем видно? - И он хохочет.

Это было 30 апреля 1945 года в сумерки.

Развевается знамя.

Горит рейхстаг.

...Дым в рейхстаге...

Сквозь этот дым с трудом пробирается Автономов.

В его руках нет блокнота и нет оружия.

Вокруг него дым, выстрелы, стоны, хрипы.

Каменный Вильгельм в передней зале весь побит осколками.

С любопытством озираясь на все, идет Автономов.

До него вдруг доносится чей-то мощный хохот.

Он слышит голос:

- Значит, принцесса Турандот, Вася? Ну, пускай Турандот!

Автономов с удивлением узнает голос Дорошенко.

Но он в первый раз слышит его смех. Такой веселый, такой оглушительный.

Он находит полковника в дыму и радостно к нему бросается.

Сейчас не похож на себя Дорошенко, таким его журналист никогда еще не видел.

Словно необыкновенным внутренним светом светится он; мрачные глаза сияют. Словно пьян он хмелем боя и победы, и в счастливом опьянении этом словно открылось ему что-то дотоле не известное и высокое.

- Знамя, знамя видели? - крикнул он Автономову, не удивляясь даже тому, что тот здесь - в дыму и неразберихе боя.

- Его всем видно, - ответил журналист.

- А-а! То-то! А они еще тут сидят. Как же. Тут.

- Кто?

- Враги! - Он постучал сапогом в пол. - Тут они еще, в подземелье. Расхохотался. - А? Каково? Точно слоеный пирог - этот рейхстаг: вон там они, тут - мы, а над нами на втором этаже опять они... И зато на крыше - опять мы.

- Сколько же их там? - показал Автономов в пол.

- Больше тысячи. Я посылал к ним парламентера - пусть сдаются. А они ответили, что их тысяча, а вас, мол, русских, в рейхстаге всего горсточка. Поэтому, дескать, по законам войны должны сдаваться русские.

- Ну?

- Ну, мой парламентер сказал им: не затем я в Берлин пришел, чтоб тут вам сдаваться. Околевайте тогда в подземелье, черт с вами! - Он расхохотался опять. Нет, каково?

- А если они предпримут... вылазку?

- Хорошо-о! Хорошо бы! Мы встретим их. Ведь нас тут действительно горсточка... Но мы в рейхстаге, и наше знамя уже пылает над Берлином, а они... в подземелье, и им - капут. И тут уж никто ничего не сделает. Игра выиграна нами! - Он махнул рукой. - Нет, они уже ничего предпринять не могут. Они - мертвые!

- Вы какой-то странный сегодня... - улыбнулся Автономов. - На себя не похожий.

- Да? Ну не каждый же день человеку выпадает на долю брать рейхстаг. Он вдруг обнял Автономова за плечи и сказал ликующим шепотом: - Счастливый я. Что смерть? Что жизнь? Что большие и малые невзгоды наши? Их даже не видно с той высоты, на которой наше знамя... и я счастлив, счастлив, да! Что мне, простому русскому человеку, привелось взойти одним из первых на эту высоту!.. На вершину мира...

Новая волна дыма рванулась откуда-то на них.

- Что это? - тревожно спросил журналист.

- Фашисты... Они жгут рейхстаг. Они начали свою историю поджогом рейхстага и в огне кончают ее. Ну и пусть горят! Пусть! Нас-то теперь не выкуришь!..

Он схватил Автономова за плечи, притянул к себе.

- Напиши, Федор Петрович, напиши книгу о нас, о нашем сегодняшнем счастье, о нашей вершине...

- Я напишу... - тихо и очень серьезно ответил Автономов.

Дорошенко посмотрел на него, еще раз тряхнул его руку и исчез в дыму.

- Я напишу! - сказал ему тихо вслед Автономов. - Я должен написать. Потому что я шел с ними, я был здесь, я видел.