Дорога - [12]

Альфа, лежавшая около Ивана, встала, прошлась по комнате, зевнула, снова грохнулась на пол - и хоть бы что ей.

- Что будем делать? - сказал Борис, взглянув на брата. - Иван! Ты слышишь? Надо же решать в конце концов!

Иван прекратил наконец изучать идиотскую ворону.

- Как то есть "что делать"? Там, - он кивнул на папку, - все, по-моему, написано.

- Перестань валять дурака, - тихо сказал Борис Васильевич и встал. - Я не знаю, - он смотрел теперь на Галкина, - в каком состоянии отец писал этот... манускрипт, знаю только одно, что, лишив Ивана дома, сделав эту несправедливость, он вынуждает его жить в городе. А при его легких...

- Брось, - сказал Иван, - никто не вынуждает. Не надо, Борька.

- При его легких он представляет смертельную угрозу для вашей семьи?! Бациллоноситель! Так ведь, уважаемая Наталья Степановна?! - вдруг визгливо закричал Галкин и ударил кулаком по столу, отчего Альфа подняла голову. Так вот, любезный Борис Васильевич, извольте знать, что отец ваш составил завещание, находясь в здравом уме, именно так, и твердой памяти, я тому свидетель! А иск - это пожалуйста, это - сколько угодно, особенно, если в числе наследников имеются дети или нетрудоспособные инвалиды. Вам же, Ваня, я вот что скажу: коли уж на то пошло, я и сам спорил с Василием Ивановичем...

- Я все понял, - сказал Иван, - и давайте кончать этот разговор.

Он и верно понимал все прекрасно - отец сделал, как обещал: "Давай, Иван Васильевич, начинай теперь новую жизнь не директорским наследником дачевладельцем, а как положено - с нуля. Как мы начинали... Дорогу осилит идущий..."

- Не думал я, брат, что ты так спокойно сможешь слушать эту чушь. И если ты считаешь, что я способен на подлость, то мне сказать больше нечего. - Борис отошел к окну и встал ко всем спиной.

Наталья поднялась из-за стола, шагнула к мужу и взяла его за плечо:

- Перестань. Матвей Ильич не хотел... у всех нервы, такой момент... Матвей Ильич! Ваня! Конечно, надо все сделать, как велел Василий Иванович, это его последняя воля, и ее нельзя нарушать. Но ведь там ничего не сказано - когда нужно отдать дом, правда? Можно сделать это... после, через год. В конце концов, Василий Иванович умер внезапно, он, когда составлял это завещание, наверняка рассчитывал, что еще поживет. Брату, безусловно, пока лучше в условиях пригорода, тут и воздух, и Альфа... и... все, а мы пока что займемся квартирой. Что-нибудь придумаем. Ваня! Как тебе, правда, не совестно? Ты прекрасно знаешь, что твоя комната была твоей и осталась, ты там прописан, и никто не собирается лишать тебя площади...

- Очень благородно, да как-то не верится, - пробормотал Галкин, но она его не услышала.

- Вы что?! С ума тут все посходили? - Иван сорвался со стула. Теперь уже, кроме Галкина, стояли все, даже Альфа вскочила и смотрела умными своими глазами на хозяина, точно прикидывала - надо уже за него заступаться или подождать еще, а если заступаться, то как, ведь все здесь вроде свои.

- Совсем одурели! - кричал Иван. - Квартиры какие-то! Прописки! Квадратные метры! Да нельзя мне жить в городе, вспышка у меня, понимаете вы это или нет?! Мне неделю назад врач категорически запретил...

- Ну, знаете ли, Иван Васильевич, это уж... вы сами мне... - теперь стоял уже и Галкин.

- Подождите, Матвей Ильич, - перебил его Иван, - дайте я договорю, раз начал. Так вот - завещание мы выполним, ничего откладывать не будем. Как отец сказал, так и сделаем. Это раз. В городе мне жить запрещено врачами. Вы поняли, Матвей Ильич?

- Понял, - злобно откликнулся Галкин, - восхищен и приглашаю вас перебраться ко мне. Я старик, бациллоносителей не боюсь, жить одному мне трудно. И опасно. Да!

- Я подумаю. Спасибо... Ну вот и вся проблема, - тут Иван улыбнулся, и Альфа сразу облегченно замахала хвостом, - и хватит. Борька, слышишь? Кончай! Ты что, хочешь, чтобы я загнулся во цвете лет от скоротечной чахотки на почве нервных потрясений? Наташа, скажи своему повелителю, чтобы не валял дурака.

А Борис уже не валял, он обернулся, поймал улыбку обормота - младшего своего братца - и сам заулыбался. Разве можно сердиться на Ваньку! От него ведь, сердись не сердись, толк один, а близких людей надо принимать такими, какие они есть, даже если упрямы, как этот. В конце концов, он имеет право сам выбрать свою единственную дорогу, какую ему, дураку, хочется. Свои мозги в чужую голову не вложить.

Вот уже и лето кончается, хорошее было в этом году лето: с жарой, с грозами, с тихими теплыми ночами, когда можно в одной рубашке, без пиджака, сидеть у реки на обрыве. Август еще не прошел, а в садах уже наперегонки поспевают яблоки, на участке покойного Ехалова вся земля ими усыпана. Завещание Василия Ивановича не вступило еще в законную силу, но в доме уже идет ремонт. Рабочие из ремстройконторы настелили новую крышу и починили крыльцо, а во дворе вкопали два толстых столба для качелей.

Зинаида из чайной как-то принесла Галкину с Иваном целое ведро яблок, поставила на кухне и заявила:

- С вашего, Иван Васильевич, сада. Пошла и насобирала, а то сил нет смотреть, как эти оглоеды плотники, обожравши, яблоками друг в друга кидаются. Сразу видно - не свое. Надо было вам деревья-то выкопать и продать, хотя бы и я купила или вон Матвей Ильич, у их не те сорта, не сахарные.