Дорога к замку - [40]

"Тук–так, тон–тон, так–так–тук, так–так" — незнающему человеку может показаться, что студент наслаждается какой‑то своеобразной современной мелодией.

Когда воспитанный в старых традициях Ясухара видит такую картину, он сразу же выходит из себя. Ему хочется крикнуть:

— Нельзя так относиться к науке! Особенно к той, которая занимается здоровьем человека!

Недавно он накричал на молодого врача, который в ночь дежурства, лёжа в кабинете на кушетке, слушал такую пластинку:

— Врач должен всему учиться сам, на собственном опыте! Разве у пластинки чему‑нибудь научишься?

Напуганный неожиданным криком молодой врач аж подскочил на месте.

— Учиться надо у постели больного, — продолжал кипятиться Ясухара, — иначе все твои знания гроша ломаного не стоят. Одной теории врачу недостаточно!

Под тяжёлым взглядом главного хирурга молодой человек, не понимая, почему нельзя слушать медицинские пластинки, раз уж существует такая удобная штука, был вынужден выключить проигрыватель.

Конечно, в словах Ясухара много правды. Если, пользуясь пластинками, пропускать практические занятия, это удобство, несомненно, выйдет студенту боком. Однако на мой взгляд, нет ничего плохого в том, что врач в ночь дежурства, когда нет работы, слушает медицинские записи. Во всяком случае, кричать тут нечего. Когда я заметил это Ясухара, он согласился со мной и сказал:

— Ну что ж, расскажу тебе всю правду.

И вот что он мне поведал.

II

Оказывается, с фонендоскопом у Ясухара были свои счёты. Как я уже говорил, в студенческие годы Ясухара совершенно не мог выслушивать сердце. Казалось бы, давно уйдя в хирургию и став одним из главных врачей крупной клиники, он не должен был столь болезненно к этому относиться, но в те уже далёкие времена врачу с таким недостатком действительно работалось очень нелегко. Это теперь кажется пустяком, а тогда Ясухара, очевидно, немало выстрадал от сознания своей неполноценности.

Весьма неприятное воспоминание, связанное с фонендоскопом, относится к тому времени, когда Ясухара первый год работал врачом.

Тем летом он был послан в одномесячную командировку в К. К. — это небольшой приморский городок в провинции Босо с населением тысяч двадцать. Ясухара работал там в городской больнице, где кроме него было ещё три врача: двое — главный врач–хирург и терапевт — когда‑то окончили тот же колледж, что и он, да ещё гинеколог, который приезжал из Тиба три раза в неделю.

Ясухара очень тогда важничал и до сих пор не может вспоминать об этом без стыда. Он только что стал полноправным врачом и приехал в провинциальную больницу из столичной университетской клиники. Конечно, если врач работает в большой клинике, это ещё не означает, что он — светило, но тем не менее Ясухара очень гордился местом своей службы. Эта‑то гордость его и подвела.

Как‑то раз, примерно через неделю после приезда, во время его ночного дежурства одна женщина принесла в больницу 12–летнюю девочку. Лицо девочки было бледным, она тяжело хватала воздух ртом и сжимала грудь руками. В истории болезни значилось, что ребёнок уже третий год лечится от бронхиальной астмы. У неё и раньше часто бывали приступы, в какой‑то степени и мать и дочь успели к ним даже привыкнуть. Лечащий врач рекомендовал в случае приступа колоть девочке глюкозу и неофилин.

В эту ночь вместе с Ясухара дежурили две медсёстры старшая — старая дева 42 лет и младшая — 22–летняя девушка. Обе они, похоже, хорошо знали девочку. Ясухара не был терапевтом, в болезнях такого рода не разбирался и решил последовать предписанию лечащего врача. Однако нельзя же назначить укол, не осмотрев пациента. Правда, и болезнь и метод лечения известны, но для того и существует врач, чтобы осмотреть больного и самому решить, что с ним делать. Да и как бы не пострадал престиж столичного врача, приехавшего из университетской клиники, если он обойдётся без осмотра. Руководствуясь подобными соображениями, Ясухара приказал:

— Разденьте девочку.

Старшая сестра возразила:

— Доктор, девочке плохо. Ей нужно поскорее сделать укол. Ведь диагноз известен, зачем же осмотр?

— Что–о?!

Юный Ясухара решил, что над ним издеваются, и настоял на своём:

— Поменьше разговаривайте и принесите фонендоскоп.

Лицо старшей сестры на секунду исказилось от злости, потом она резко повернулась и пошла в соседний кабинет, где в чемоданчике лежали инструменты.

Ясухара начал сам расстёгивать платье на груди у девочки. Однако время шло, а сестра не возвращалась. Ясухара сидел рядом с задыхающейся от кашля девочкой и ждал.

Надо сказать, что в то время он сильно задавался. Хоть опыта у него никакого и не было, он ни на минуту не забывал, что приехал из большой токийской больницы. Однако для старшей сестры, которая проработала в больнице, пусть и провинциальной, больше двадцати лет, он, конечно, был просто молокососом.

Когда она наконец вернулась, Ясухара буквально вырвал у неё из рук фонендоскоп, откашлялся, как подобает опытному врачу, и не спеша приставил трубку к тощей груди ребёнка.

Матери девочки хотелось не столько этого осмотра, сколько того, чтобы дочери сделали побыстрее укол, — тут сестра была права. Но с врачом мать спорить не стала и только обняла девочку покрепче. Старшая сестра демонстративно повернулась к Ясухара спиной, весь её возмущённый вид говорил: "О господи, ну и врач!"