Дорога к дому - [39]
Пятнистый ухватил зубами кусок верёвки, свисавший с потолка кабины, труба на крыше издала долгий и громкий гудок.
Радостно гавкнув, старый пёс пролаял в ночь:
– Это для тебя, Горошек!
Глава 15
Оазис
Макс лежал на боку на полу товарного вагона. Крепыш и Гизмо свернулись калачиками у его брюха. Деревянный пол трясся и вибрировал, колёса стучали по рельсам, за окнами мелькали заброшенные фабрики и густые леса.
Стояла ночь, небо было безоблачное, луна – полная, круглая и светила, как маяк. На широком пространстве тёмного небесного свода мерцали тысячи звёзд. В голове Макса проносились видения: чёрная в белых крапинках шерсть Мадам Кюри.
В паровозе сидел Пятнистый, он мычал себе под нос какую-то грустную мелодию, едва различимую сквозь перестук колёс. Тиффани то и дело пыталась подпевать ему, но слова её песен были глупые, и Полосатик шикала на енотиху, чтобы та замолчала и не мешала слушать печальный напев старого кунхаунда.
По служебному вагону расхаживали щенки и кошечка. До Макса доносилось тихое постукивание лапок.
– Ох и попадёт же нам, когда мама узнает, – проскулил Руфус.
– Нет, Руфус, – отозвалась Регина. – Ты ведь ей не скажешь, а, Чак?
– Эта поездка будет нашим секретом, – заверил её спаниель.
– Я всё время вижу чьи-то горящие глаза среди деревьев, – проговорила кошечка Снежинка. – Как вы думаете, что там такое?
– В основном медведи, – откликнулась Тиффани из угольной вагонетки. – Но не беспокойтесь. Они очень заняты сооружением запруды на реке. Загородив реку, косолапые отведут в сторону воду и устроят пруды, в которых станут откладывать яйца.
Крепыш застонал под боком у Макса. Выглянув из товарного вагона, он посмотрел на Тиффани и фыркнул:
– Медведи не умеют плавать. И совершенно точно не откладывают яиц.
– Ничего подобного, – отмахнулась енотиха. – Мишки прекрасно несутся. Окрестные озёра переполнены медвежьими яйцами. Они огромные, как булыжники, медвежата вылупляются из них совсем созревшими и уже умеют плавать!
Рассердившись на Тиффани за такую наглую ложь, Крепыш оскалился и собрался зарычать на неё. Но Гизмо успела куснуть его за пятку:
– Не груби!
– Ладно, ладно, – сдался такс, нырнул обратно в товарный вагон и свернулся клубком рядом с друзьями.
– Ты бы лучше прислушался к моим историям, Крепыш, – поддразнивала его Тиффани. – Тебе надо запомнить все подробности, чтобы потом ты мог рассказывать всем, как обещал.
– О, мы расскажем! – заверила её Гизмо и вильнула хвостом. – Но сейчас лучше помолчим, чтобы обдумать сказанное тобой.
– Хорошо, – согласилась енотиха и свернулась на мешке с шариками.
На небе взошла луна, нервный лай и болтовня зверей сменились тихим посапыванием, и все они один за другим уснули. Веки Макса отяжелели, будто налились свинцом, и пёс больше не мог держать глаза открытыми. Звёздное небо затянуло серебряной пеленой.
– Эй, Макс, – позвала его Гизмо.
Лабрадор с усилием открыл глаза. Приподняв голову с пыльного пола, он посмотрел на мохнатую терьершу. Крепыш спал рядом с ней, грудь его медленно вздымалась и опадала, такс шумно дышал во сне.
– Да?
Задрав заднюю лапу, Гизмо почесала зелёный ошейник:
– Как ты думаешь, доктор Линн уже нашла лекарство?
– Я не знаю, – склонив голову набок, отозвался Макс. – Она сказала, что придёт за нами, когда найдёт его, поэтому я думаю, она всё ещё ищет.
Гизмо опустила уши и вздохнула.
– С тобой всё в порядке? – забеспокоился Макс.
– Не знаю, – призналась Гизмо. – Я немного боюсь. Что ждёт нас там, за стеной? Лошади и мыши, они все говорили, что люди не захотят нас видеть. – Йоркширка повесила голову. – Теперь мы едем к большой металлической стене, которая бьёт током животных, и одна собака, которая пробралась за неё, исчезла.
– Не волнуйся, – успокоил подругу Макс. – Таких отважных собак, как ты, я больше не знаю. Если кто-то и способен справиться с любыми трудностями, так это ты.
– Надеюсь. Обычно я не чувствую страха.
Макс лизнул подругу между ушами:
– Пока мы вместе, всё будет хорошо.
– Ты, я и Крепыш, – прошептала Гизмо. – Семья.
– Точно, – подтвердил Макс, и спустя несколько мгновений оба они погрузились в сон.
Макс стоял на гребне серебристой стены. Так высоко, что вокруг него кружились облака, окутывая пса холодным туманом. Всё небо занимало солнце. Сталь под лапами была холодна, как лёд, и подушечки пощипывало при каждом шаге.
Внутри стены гудело электричество, но пса оно не кусало.
Макс неуверенно прохаживался взад и вперёд. С одной стороны стены, насколько хватало глаз, тянулось бесконечное пространство пустыни с палатками всевозможных форм и размеров, как в телерепортаже, который показывали по телевизору в торговом центре. Там были маленькие зелёные походные палатки из брезента и большие серые шатры, а также дома на колёсах. Перед ними стояли блестящие жаровни для барбекю, между временными жилищами людей тут и там виднелись машины – легковые и грузовые.
Откидные клапаны палаток хлопали на ветру. Комки спутанных сухих сорняков катались по пыльным проходам между временными укрытиями людей. Забытые на грилях хот-доги превратились в угли. Из одинокого радиоприёмника по пустым проулкам разливалась весёлая мелодия.
