Дорога исканий. Молодость Достоевского - [49]

В дни, остающиеся до экзаменов, Федя не мог заниматься, хотя и Коронад Филиппович и похудевший и подурневший в течение одно дня Миша умоляли его сесть за книги.

— Ведь ты же провалишься! — в отчаянии повторял Миша и хватался за голову, совсем так же, как это делал отец. — Подумай только, каково это будет для папеньки! Да и для всех нас!

— Ну и пусть, — отвечал Федя упрямо и не притрагивался к книгам. — Если тебе нельзя учиться, так и я не хочу. Как жили до сих пор вместе, так и дальше будем жить.

И тем не менее первый и самый важный экзамен он выдержал. Потерявший было надежду на успех Костомаров прослезился, а Миша сказал:

— Вот и пришла нам пора расстаться… Но все-таки я рад за тебя, а главное… папенька наш не пережил бы второго удара.

Занятия в пансионе Костомарова продолжались — воспитанникам его предстояли и другие экзамены. Миша по-прежнему жил в пансионе вместе с Федей. Несмотря на заключение Фолькенау, он чувствовал себя неплохо, хотя и был удручен.

В эти дни Федя узнал брата с новой, раньше неизвестной ему стороны, и особенно сблизился с ним.

Миша, утратив конкретную цель занятий, все свое внимание перенес на брата и ревностно следил за тем, чтобы ни одна минута не прошла у него даром. «Ты должен поступить», «Ты поступишь во что бы то ни стало», — говорил он, приставая к нему со всевозможными проверочными вопросами и придирчиво сличая его ответы с книгой. Федя был глубоко тронут.

Настойчивость брата не прошла даром: Федя блестяще выдержал все остальные экзамены и приказом начальника Инженерного училища генерала Шарнгорста был принят кондуктором — так назывались ученики двух первых классов.

Через несколько дней все вновь принятые должны были явиться в замок для представления генералу Шарнгорсту.

Инженерный замок произвел на Федю мрачное, почти зловещее впечатление.

Федя знал, что замок этот построен на месте, где раньше находился деревянный летний дворец императрицы Елизаветы; существовала легенда, будто солдату, стоявшему в карауле у дворца, явился архангел Михаил и приказал передать императору Павлу повеление построить здесь дворец и храм. Поэтому-то дворец и был назван Михайловским замком (Инженерным замком он стал называться позже, когда в него было переведено Инженерное училище). Павел всегда опасался покушения на свою жизнь; по этой причине дворец был спроектирован архитектором Баженовым наподобие средневекового замка на острове, образованном Фонтанкой, Мойкой и двумя специально вырытыми каналами. По той же причине строителей заставляли торопиться — работы производились не только днем, но и ночью, при свете факелов и фонарей.

Федор вспомнил недавний рассказ Шидловского: никакие предосторожности не помогли, Павел был убит в замке, построенном им для собственной безопасности. Что ж, видно, и в само деле от судьбы не уйдешь! Но как у убийц поднялись руки?..

...Представление прошло без всяких осложнений. В ответ на оглушительное приветствие Шарнгорст — высокий, чопорный, украшенный многочисленными орденами генерал — только поднял руку и тут же обратился с каким-то вопросом к Костомарову.

1 октября Федя крепко пожал руку брата и со щемящим сердцем вновь переступил порог замка.

В канцелярии ему и четырем другим костомаровским воспитанникам велели сесть на широкую скамью для посетителей и подождать; вскоре появился унтер-офицер, пожилой, в аккуратно подогнанной форме, с простым лицом, чем-то напоминавшим Феде лицо мастерового, встреченного в детстве у балаганов под Новинским, и повел их в вещевой склад. Через час они расстались с собственной одеждой и облачились в казенное грубоватое белье, зелено-голубые куртки с погонами и тугим, неловко подпирающим подбородок воротником, и шинели, на каждой из которых у ворота с внутренней стороны была вышита фамилия владельца. Потом снова явился унтер-офицер, велел им выстроиться по ранжиру и ушел. Так они стояли довольно долго, сперва вытянувшись, потом вольно. За это время Федя успел не только ясно представить себе свое будущее житье, наполненное учебой, шагистикой, равнениями и смотрами, но и продумать свою "линию". Он будет добросовестно, но не вкладывая душу выполнять все требования начальства и в то же время как можно больше читать, а если удастся урвать время, то и сочинять самому.

Однако действительность резко и грубо — по крайней мере на первых порах — опрокинула все его планы.

Минут через двадцать тягостного и бессмысленного стояния в помещение вошел мужчина лет сорока, в форме преподавателя Инженерного училища с эполетами инженера-полковника. У него было мрачное, неестественно багровое, опухшее лицо и заспанные, мутные глаза. На лице его не было ни тени улыбки, когда он, остановившись перед незнакомыми мальчиками, обвел их сердитым, неприязненным взглядом и, не представившись, глухо скомандовал:

— Направо, марш!

Растерянные и огорошенные столь неласковым приемом, мальчики неловко потоптались на месте, затем, чувствуя на себе грозный взгляд офицера, наступая друг другу на пятки и сбиваясь от непривычки с шага, молча двинулись вперед. Команда инженер-полковника привела их в огромную, с высоким сводчатым потолком комнату — рекреационный зал, где прогуливались другие мальчики в таких же, как у них, коротких куртках с высокими воротниками. Раздалась команда «вольно».