Дорога дорог - [48]

— Вопрошатель Сферы, вероятно, говорил тебе, что как это ни горько, но недалек тот день, когда мы должны будем покинуть недра Горы, и готовиться к этому надобно уже сейчас. — Ртон вперил в Мгала неподвижный взгляд своих огромных глаз. — Кроме того, мир меняется, время обособленных родов, кланов и братств уходит. Люди разных городов, племен и народов начинают осознавать себя как некую единую общность. Если мы хотим выжить, то должны отказаться от своего замкнутого образа жизни и выйти в Верхний мир.

— Время родов и кланов проходит? — Мгал удивленно поднял левую бровь. — Но Белое Братство и Черный Магистрат, как я слышал, именно сейчас набирают силу.

— Увы, это правда, хотя противоречит нашему пониманию развития мира. Усиление их могущества настораживает и пугает. И Белые и Черные, как две противоположных крайности, кажутся нам одинаково опасными. Как тесто, поднимаются они на дрожжах старых ошибок, как мерзкий гнилостный гриб — набухают и разрастаются на старом гнойбище. И те и другие уверяют, что цель их — объединить человечество, сделать его богатым и счастливым, но идут они к этой цели по трупам и искалеченным жизням… — Голос Фалигола дрогнул, и он умолк.

— Время родов, кланов и братств проходит! — упрямо повторил Ртон. — Черный Магистрат и Белое Братство не показатели — это уродство, болезнь на теле нашего мира, и мы либо сумеем излечиться от нее, либо она сожрет нас и сведет в могилу. Потому-то мы предпочитаем, чтобы кристаллом Калиместиара владел ты, а не они. Тем более раз Фалигол уверяет, что твои руки — самое надежное место для сбережения ключа от сокровищницы Маронды.

— Вот как? — Мгал покосился на печальноглазого юношу. — А как насчет остальных шести кристаллов?

— Они пока недоступны ни Белым, ни Черным. Об этом, так же как и о том, что седьмой кристалл будет вполне сохранен в твоих руках, поведала мне Сфера, — пояснил Фалигол.

— Все это прекрасно, но не пора ли нам вернуться к делам насущным? — негромко проскрипел Саргон.

— Продолжай, мы действительно несколько отвлеклись.

— Итак, ты передашь наши условия Берголу. Скорее всего он прислушается к твоим словам, и ты, как посланник великого народа, истребившего кротолюдов и протягивающего руку дружбы исфатейцам, будешь щедро награжден и отпущен с миром. Не исключено, правда, что самоуверенность и алчность возьмут верх и, чтобы показать нам, что он плюет на все наши требования и угрозы, Владыка Исфатеи прикажет публично казнить тебя…

— Погоди-ка, погоди! — Мгал приподнялся со стула. — Что-то мне это не очень по душе…

— Ты сначала дослушай. Во-первых, Бергол — правитель умный, и разве что помрачение рассудка заставит его рубить кормящее весь город дерево. Во-вторых, весть о твоем появлении мгновенно облетит Исфатею, и друзья твои будут знать, где тебя разыскивать. И в-третьих, э-хм-м… даже если тебя приговорят к казни, привести приговор в исполнение не удастся. Об этом позаботимся мы, и цель наша — не только сберечь твою жизнь, но и дать Берголу урок, продемонстрировать ему и его советникам нашу силу.

— Ведьмин чих! Звучит не больно-то заманчиво, но если только на этом условии вы отпустите меня из Горы… — начал северянин.

— Только на этом. Мы обдумали разные варианты и пришли к выводу, что этот будет самым выигрышным и для нас, и для тебя. Да и Сфера дала наилучшие предсказания. Ну а теперь поговорим о деталях… — как о чем-то решенном сказал Ртон, и Мгал понял, что, прежде чем он навсегда распростится с обитателями Горы, Берголом и его гвардейцами, ему еще предстоит пережить немало неприятных минут.

Глава пятая Пленник Бергола

1

Хранители Горы позаботились о том, чтобы на Мгала обращали внимание: на плечи его, поверх ярко-алой безрукавки, был наброшен богато расшитый золотом бордовый плащ с угольно-черным подбоем, мускулистые руки украшали массивные браслеты, у широкого, декорированного серебряными бляхами пояса висел короткий меч, а восседал северянин на породистом, ослепительно белом коне. Несмотря на зной, Мгал не снимал драгоценного плаща, и ни один встречный не остался равнодушным при виде столь великолепного всадника. Восхищенными взглядами и завистливым шепотом провожали его не только женщины и дети — даже мужчины и старики не могли удержаться, чтобы не посмотреть ему вслед. Скромно одетый спутник северянина, с болезненно-бледным, невыразительным лицом, трусивший в полутора десятках шагов позади него на пегом тонге, разумеется, не привлекал ничьего внимания, однако Мгал постоянно чувствовал на себе его взгляд. Взгляд стерегущий, цепкий, оценивающий каждое его движение.

За сутки, проведенные в одном из сумрачных ущелий Гангози, до того как глаза вновь привыкли к дневному свету, Мгал всего несколько раз слышал голос своего спутника и успел от всей души невзлюбить его обладателя. Особого недружелюбия или недоверия к своей персоне северянин не замечал, было тут нечто иное, более страшное, чем открытая вражда, — слепая готовность выполнить полученный приказ: грудью своей защитить от любой опасности или убить при малейшем подозрении. Убить без злобы, без ненависти — холодно и деловито. Северянин гнал от себя подобные мысли, прекрасно понимая, что человек этот послан с ним, прежде всего, ради его же безопасности, и все же его упорный, сверлящий спину взгляд был Мгалу в высшей степени неприятен — мешал радоваться солнечному свету, свежему ветру, восхищенному шепоту крестьян и ремесленников, спешивших в Исфатею по своим делам.