Дорога дней - [21]

Никто не ложился до рассвета. Пожарным удалось спасти от огня соседние строения, а от кооперативного магазина остались только каменные стены, смотревшие на улицу черными, ослепшими окнами.

Возвращаясь на рассвете домой, люди взволнованно переговаривались:

— Это не случайно.

— Да разве случайно так бывает?

— Чья-то рука тут замешана…

Вскоре всем стало известно, «чья рука замешана».

Утром арестовали керосинщика Торгома, работавшего в кооперации.

В золе обнаружили бидон, принадлежавший Торгому.

ПОСЛЕ ПОЖАРА

Арест отца Погоса был как гром среди ясного неба. А в их доме словно сама смерть поселилась. Когда уводили дядю Торгома, мать Погоса громко запричитала, стала бить себя по коленям и, потеряв сознание, упала на руки моей матери и сестрицы Вергуш. На шум сбежались даже из других дворов.

Придя в себя, мать Погоса вновь заголосила:

— Горе мне, горе!..

Женщины пытались ее успокоить. Вокруг, хмурые и растерянные, стояли мужчины.

Один только Григор, самый младший в семье керосинщика, беспечно играл с клубком красной шерсти.

Я, Чко и Амо стояли рядом с Погосом. Мы молчали. Хотелось сказать Погосу что-нибудь утешительное, но что в таких случаях следовало говорить, мы не знали.

Двухлетний Григор, оставив клубок, пошатываясь, сам похожий на тугой клубочек, подкатил к нам. Обняв брата за ноги, он попросил:

— Дай еще клубочек.

Погос посмотрел на братишку с нежностью, и вдруг впервые за все время я увидел слезы на его глазах.

— Погос-джан, Погос, — только и мог сказать я, сам еле сдерживая подступающие к горлу слезы.

Арест Торгома был трагедией для его семьи. Это понимали все, даже мы, малыши. Ведь Торгом был единственным кормильцем в доме. Старшему, Погосу, едва исполнилось тринадцать лет, а, кроме него, было еще четверо, мал мала меньше.

В тот день никто из нас не пошел в школу. Пытаясь хоть чем-нибудь утешить Погоса, я принес из дому свой новенький блокнот в красивой обложке, подарок тетки, и молча протянул ему.

— Что это? — удивленно спросил он.

— Блокнот.

— Ну и что?

— Да ведь зачем он мне, Погос-джан, пусть твой будет, ты в пятом, будешь туда уроки записывать, по физике.

Погос посмотрел на меня с благодарностью и грустно сказал:

— Какой там пятый! Может, и в школу теперь не придется ходить.

— Как так? — удивился Чко.

— Да ведь надо же кому-то зарабатывать. Пойду учеником в мастерскую к товарищу Сурену.

— Нет, сынок, — прервала его мать, — в прачки пойду, в чужих домах работать буду, а вас от учения не оторву…

Не только Погос, но и я и Чко за эти несколько часов повзрослели на несколько лет. Мы вдруг поняли: чтобы жить, нужны деньги, а деньги, как часто повторял парон Рапаэл, «не сливы, на дереве не растут».

Мужчины вышли на улицу и остановились у ворот, переговариваясь. И мы за ними.

— Торгом бы такой глупости не натворил, — сказал Газар.

— А что он имел против кооперации? — недоуменно спросил отец.

Они еще беседовали, когда вразвалочку подошел Врам. Он был пьян и что-то напевал под нос.

— Здорово… — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Кто-то ему ответил.

— Говорят, бидон Торгома нашли, да?..

— Нализался и орешь! — оборвал его Газар. — Шел бы домой.

— Это кто же нализался? — не унимался Врам.

Газар, и без того злой на весь свет, уже замахнулся, чтобы излить накопившуюся ярость, но Хаджи и мой отец повисли у него на плечах.

— Ну что ты, Газар!

— Да пустите, сердце ведь кровью обливается!

Рапаэл грозно покосился на Врама, тот с виноватой улыбкой вошел во двор.

— Черная образина! — крикнул ему вслед Газар.

— И где это он с утра нализался? — вставил парон Рапаэл.

— И правда Торгомов бидон был? — снова заговорил о том же мой отец.

— Ага, он сам признал, — вмешалась Србун, которая все это время вертелась около мужчин.

Хаджи оттолкнул жену, Србун молча удалилась.

— Так как же это получается? — сказал мой отец растерянно.

— Я не поверю, — веско и торжественно заговорил парон Рапаэл. — Торгом на это не способен, не такой он человек, не станет он резать чужого быка, чтобы нажарить себе ве́ртел шашлыка. Да разве мешал ему этот магазин?

Слова Рапаэла приковали внимание слушателей.

ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ

Товарищ Сурен вернулся «оттуда» довольно поздно. Все с нетерпением ждали его в доме Торгома. Там были наши, Мариам-баджи, Газар, сестрица Вергуш и, конечно, жена Хаджи — Србун.

Я и Чко вместе с Погосом забились в угол.

Мать Погоса уже не плакала, тяжесть первого удара прошла, и сейчас она да и каждый, кто был здесь, пытались уяснить, зачем это понадобилось отцу Погоса, известному добряку, поджигать кооперативный магазин.

Наконец пришел товарищ Сурен. Он, улыбаясь, вошел в комнату, и, не знаю почему, улыбка его показалась мне неестественной.

Все повскакали с мест.

— Ну? — нетерпеливо спросил Газар.

— Был в управлении милиции.

— Торгома видел?

— Нет.

— А кого видел?

— А Торгом где?..

Было ясно, что товарищ Сурен не может ответить на все вопросы сразу. Газар понял это первый и сказал:

— Помолчите-ка! — и, обращаясь к товарищу Сурену, добавил: — Сурен-джан, давай по порядку.

— Да рассказывать-то особенно нечего, — ответил товарищ Сурен, — Торгома переправили в исправительный дом. Я разговаривал со следователем. Он и сам не верит, что Торгом поджег кооперативный магазин, но Торгом будет сидеть, пока не разберутся…