Дорога через безмолвие - [24]

Причудливые деревья и растения облепили кромки ущелий и оврагов — казуарины с темной сморщенной корой и кроваво-красной древесиной, леопардовое дерево в мелкую крапинку, цветущая акация, трава с лимонным запахом, австралийские сосны и снежно-белые эвкалипты, которые растут не прямо, а скручиваются и изгибаются, принимая гротескные формы. Мертвая тишина нарушается лишь визгом бело-розовых какаду.

Рыжие кенгуру и эму при появлении людей беззвучно исчезают, словно растворяясь в пустоте; здесь водятся змеи и ящерицы, ромбические питоны и маленькие гекконы, быстро семенящие на мягких «подушечных» лапках, ежи, серые мыши и прочая мелкая живность. Стрекозы с алыми крыльями мечутся над зеленовато-мутной водой, а муравьиные львы прокладывают в песке тайные ходы, дожидаясь, пока черные муравьи скатятся им прямо в рот. В бледно-голубом небе, раскинув метровые крылья, кружит, словно патрульный самолет, клинохвостый орел.

Аборигены считали Мутвинджи священным местом. Здесь они совершали свои обряды, разрисовывали символами стены пещер. На скалах осталось множество отпечатков ладоней и ступней: аборигены обмазывали их охрой и прикладывали к поверхностям камней. Среди изображений — огромный восьмиметровый питон, кенгуру, эму, бумеранги, крошечные фигурки людей, различные цветы и продолговатые предметы с утолщением на конце, которые с равным успехом можно принять как за ящериц, так и за фаллические символы. Аборигены складывали из обломков камней церемониальные пирамиды, выдалбливали углубления, в которых растирали семена нарду, из острых осколков делали наконечники для копий и стрел, из выщербленных камней — трещотки; привязанная к длинной веревке и раскрученная над головой, она производит шум, особенно оглушительный в этих безмолвных ущельях, где малейший звук отдается раскатистым эхом.

Людвиг Беккер наверняка пришел бы в восторг от этого впечатляющего зрелища, но Берк и его отряд постарались побыстрей выбраться из Мутвинджи. Уиллс упоминает в полевом журнале о «мрачных ущельях», где, несмотря на обилие воды, никто не захотел разбить лагерь.

Далее вновь потянулась однообразная равнина; путешественники шли от одного крика к другому, на каждой стоянке вырезали на дереве крупную букву «Б» и римскими цифрами — номер лагеря, чтобы тыловая группа могла следовать их маршрутом. Одолев благополучно 200 миль, Берк остановился на дневку у болотистого места, названного им Торовото; отсюда Райту предстояло вернуться к арьергарду. Берк отправил с ним в Комитет письмо, в котором сообщал, что экспедиция шла по «пригодным для овец пастбищам», а лошади и верблюды находятся в хорошей форме — словом, все идет благополучно.

Далее Берк писал: «Г-н Райт возвращается отсюда в Менинди. Я уже сообщал, что назначил его третьи должностным лицом экспедиции; надеюсь, Комитет одобрит это назначение. Согласно моим инструкциям, он должен привести к Куперс-Крику оставшихся людей, у которых имеется в достаточном количестве солонина. Я также известил доктора Беклера, что принимаю его отставку, не дождавшись решения Комитета по этому поводу; обстоятельства складываются таким образом, что медлить дальше невозможно, поскольку доктор категорически отказался идти дальше, за пределы обжитых районов. Должен признать, что он проявил себя в походе наилучшим образом, однако не смог совладать со страхом, что, по моему мнению, делает невозможным его дальнейшее пребывание на посту. Если Райт будет строго следовать моим инструкциям, я совершенно уверен в положительных результатах. Полагаю, Комитет сумеет навести о нем справки и убедится в несомненной пригодности Райта для этой должности и наличии у него весьма похвальных качеств.

Отсюда я намерен держать путь на Куперс-Крик. Возможно, нам не удастся более отправлять сообщения до тех пор, пока к нам не присоединится остальная партия; я не склонен отпускать кого-либо из своего отряда, поскольку туземцы предупреждали Райта, что далее нам могут встретиться враждебные племена.

Наиболее разумным мне представляется создать продовольственный склад на Куперс-Крике и выступать оттуда мелкими партиями с целью разведки местности, любом случае крайне желательно, чтобы оставшаяся группа как можно быстрее подтянулась к нам.

Полагаю для себя большой удачей то, что моим заместителем стал г-н Уиллс, превосходный работник, старательный и преданный делу. Уверен, что он останется на этом посту до тех пор, пока я руковожу экспедицией

Все участники ведут себя безукоризненно и исполнены решимости идти вперед как можно быстрее; смею заверить Комитет, что я намереваюсь двигаться без задержек, но осмотрительно и приложу все усилия, дабы избежать ненужного риска, не упуская вместе с тем никаких шансов.

Примите и проч. Р. О'Хара Берк, руководитель».

В частном письме к дяде в Ирландию Берк высказывается куда откровеннее о Ленделсе и Беклере. «Мой заместитель и доктор, — писал он, — подали в отставку в Менинди из чистой трусости, узнав, что я намерен двигаться дальше, в то время как им бы хотелось провести лето на Дарлинге. Не сомневаюсь, что они приведут в оправдание совершенно иные причины». Берк с восторгом описывал обнаруженную им область и сообщал, что вот-вот двинется дальше. «Однако, — заканчивает он;— не сомневайтесь, что я позабочусь о своих людях и о себе и не стану рисковать сверх меры. До свидания. Мои наилучшие пожелания сестре Хесси, леди Клонкарри и всем остальным. Ваш племянник,