Дорога без конца (без иллюстраций) - [5]

Явление Мофасы

Приход Уосэн-Сэгэда мгновенно воодушевил армию. Император, тотчас вручив ему командование, заявил, что «отныне готов сражаться во главе конного отряда, или пехотного отряда, или простым лучником», а старый воин, приняв дела, первым долгом направил Граню письмо, извещавшее имама, с кем ему теперь придется иметь дело.«Победа не вечна,- писал старик,- достаточно тебе и того, что ты совершил. Возвращайся домой. Ты твердишь сам себе: я обратил в бегство императора у Шынбыра-Куре, я сделал то же самое в Анцокии, в округе Зари я уничтожил императорские войска, я непобедим. А теперь перестань обманывать сам себя: силы царя царей восстановлены. У императора многочисленная армия, какой ты не видел и не знал, это храбрые народы юга, это отважные иудеи… У тебя много добычи, бери и возвращайся с золотом и добычей к себе.. Это говорю тебе я, тот, кто убил твоего отца, и твоего старшего брата, и еще одного брата. Не думай, что я буду командовать так, как те, кого ты встречал до сих пор. Я - Уосэн-Сэгэд». Ответ Граня, уже считавшего себя «пальцем руки Аллаха», звучал не менее надменно: «Я перст Божий, а ты раб беглеца. Мы не боимся рабов, мы знаем их нрав. А ты, если ты такой, каким считаешь себя - мы на твоей земле,- сражайся за нее!». Однако, что бы ни думал эмир, его подчиненные, слишком хорошо знавшие имя нового вождя эфиопов (сами они по молодости с ним не воевали, но страшилки про Уосэн-Сэгэда слышали с детства), слегка дрогнули. К тому же приближался сезон дождей, делавший невозможным маневренную войну, а тут еще тяжело заболел сам имам, и в рядах «Хезбе аль-Алла» начался ропот. Воины требовали идти домой, вновь разросшийся обоз становился обузой, а бросать его никто не хотел. Исходя из реалий, «Отец бедноты» предложил тщательно продуманный план кампании: разделив войско на две мощные группировки, силами одной перекрыть горные проходы, не позволяя Граню идти вперед, а второй тем временем форсированным маршем в направлении Адала, нанести удар по беззащитной столице, Харэру, где находились семьи большинства командиров «Хезбе аль-Алла». Ни того, ни другого имам позволить врагу не мог, поэтому наиболее вероятной его реакцией стало бы либо разделение армии на два корпуса, либо вообще генеральное отступление. План был хорош всем, Уосэн-Сэгэд не предусмотрел только одного: уже слишком много местных «дворян» из страха ли, жадности или спасая семьи, но перешли на сторону мусульман. Доказывая новому хозяину свою лояльность, они успели натворить достаточно, чтобы опасаться победы императора и неизбежной кары. Так что Грань не только узнал о планах эфиопского главкома еще до того, как они были утверждены военным советом, но получил информацию еще и о наилучших путях к ущелью Дамот, где Уосэн-Сэгэд предполагал строить укрепления. В итоге эфиопский авангард, попав в засаду и атакованный с фронта и тыла, с трудом и большими потерями сумел отойти на соединение с основными силами, а победители, преследуя отступающих, выжгли дотла богатые земли предгорий, стерев с лица земли более 30 городов и селений. В сомалийских сказаниях по сей день восхваляется подвиг всадника по имен Бубэкэр, которому, в награду за доблесть, имам 17 июля 1531 года доверил поджечь построенный еще в V веке монастырь Дэбрэ-Либанос, духовную столицу Империи. В огне погибли древнейшие рукописи, сокровищница патриархов была разграблена дотла. Часть монахов, не вынеся зрелища, бросилась в пламя, и это так потрясло имама, что он, вообще-то духовенство не жалевший, велел «из почтения к мертвым отпустить живых». Предварительно, правда, выпоров и заклеймив

Старик и горе

После провала идеи перекрытия перевалов, весь план Уосэн-Сэгэда летел в тартарары, и старик отдавал себе в этом отчет. Однако признать себя побежденным не собирался. «Когда я был молод, - заявил он на Совете, - мы, воины, не знали, что такое измена. Я мог бы начать отступление, победи меня Ахмед, но случившееся не его успех, а успех предателей, которым я победу не отдам. Мы сразимся с имамом, и я убью его. Моя рука еще достаточно сильна, и Христос, владыка наш, укрепит ее еще больше. А имена предателей станут известны, и тела их будут положены под быков». Вопреки мнению большинства соратников и несмотря на болезнь, не собирался отступать и Грань, считавший себя мстителем за отца и братьев. Бросив обоз и даже обожаемые пушки, под проливным дождем, сквозь потоки грязи, в которой тонули мулы, имам узкими горными тропами шел навстречу Уосэн-Сэгэду, шедшему навстречу ему. «Их встреча была предначертана волей Господней», - пишет хронист, и он, видимо, прав. Маршируя через предгорья, эфиопские войска сумели на лодках, построенных несколькими европейцами, - генуэзцами, каталонцами, греком, баском и немцем, осевшими в Эфиопии, бежав из мусульманского плена, - переправиться даже через бурную реку Абаш, на что ни раньше, ни много столетий позже никто в сезон разлива не отваживался. И все-таки подойти к удобному для битвы полю близ горы Бусат раньше врага не удалось. «Хезбе аль-Алла» уже была там, и эфиопам пришлось отражать удар отдохнувших воинов Аллаха сходу, не успев развернуть боевые порядки. Тем не менее, первая, вторая, третья, четвертая и пятая атаки мусульман были отражены, взломать строй неприятеля им удалось лишь с шестой попытки, когда в бой пошел лично имам, после чего закрывать прорыв помчался сам Уосэн-Сэгэд, пробившийся сквозь толпу дерущихся к самому Граню и нанесший ему четыре удара мечом, разрубив младшему на 56 лет противнику щит и левое плечо. Вполне возможно, пятый удар стал бы последним, не нанеси один из телохранителей имама удар копьем в спину старому полководцу. Пробить латы, правда, не удалось, но конь прянул в сторону, эфиопский вождь упал в густую грязь, и тотчас раздался ликующий вопль: «Иншалла! Уосэн-Сэгэд мертв!». Напрасно старик, поднявшись на ноги, призывал своих солдат: «Сражайтесь, дети мои, сражайтесь, внуки мои! Христос и Дева Марьям с нами, я жив!», - в шуме сражения его мало кто слышал, а исчезновение из виду знаменитого шлема с крестом потрясло едва оправившихся от множества поражений солдат царя царей. Старику оставалось только драться, и он сражался, убив «двух всадников и восемь пеших», прежде чем был убит сам. Командование взял на себя Либнэ Дэнгэль, но все было уже тщетно: солдаты  еще дрались и даже не бежали – сгустилась ночь и мусульмане отошли молиться и отдыхать, но всем было ясно: при таких потерях, в первую очередь, среди командиров, возобновить битву наутро означает полечь всем до единого. С этого моменты многие расы, «знаменные» и чиновники императора начали один за другим переходить на сторону имама, уже безо всяких сомнений принимая ислам. Армия имама все шире растекалась по империи, подчиняя округ за округом и провинцию за провинцией, а царь царей с несколькими тысячами бойцов уходил в Страну Амхара, в семейные земли Дома Соломонидов, и рядом с ним оставалось все меньше людей, которым можно было доверять. Проситься на ночлег в замки «дворян» и монастыри он уже опасался. И тем не менее, армия его понемногу росла. Призыв Уосэн-Сэгэда, обращенный к войску перед последней атакой – «Дети мои, внуки мои, что бы ни случилось, будьте верны царю царей, и мы победим!», - был забыт теми, кому было, что терять, не не теми, кому терять было нечего.