Допрос Лукулла - [5]

Тем сильнее тряс меня озноб;

И я умерла, и пришла я

Сюда, в царство теней, и сына искать

продолжала.

Фабр, кликала я, ведь так его звали,

Фабр, сын мой Фабр,

Которого я носила и которого я вскормила,

Сын мой Фабр!

И я металась среди теней,

Бежала мимо теней к теням,

Фабра звала, пока мне привратник

Из лагеря павших в походе

Не сказал, потянув за рукав:

Старая, много здесь Фабров. Многие

Так же, как ты, искали своих сыновей,

Но они позабыли свои имена.

Имена ведь нужны, чтоб внести их в солдатские

списки.

Здесь они ни к чему. Матерей же

Видеть они не хотят, рассердившись,

Зачем они их на войну отпустили, на гибель.

Фабр, сын мой Фабр,

Которого я носила и которого я вскормила,

Сын мой Фабр!

Так я стояла, удержанная за рукав,

И зов мой к небу прилип.

Молча ушла я, ибо пропало желание

Сыну в лицо посмотреть.

Ведущий.

И судья, обменявшись взглядом

С присяжными, объявляет:

Судья.

Суд признает: мать погибшего

Понимает войну.

Ведущий.

Присяжные обдумывают

Показания легионеров.

Молчание.

Судья.

Мать погибшего потрясена.

В дрожащей руке могут

Вздрогнуть весы. Необходим

Перерыв.

12

Рим - в последний раз.

Ведущий.

И снова

Ответчик садится, внимая

Беседе теней за дверью.

Еще раз

Ощущает он дуновенье

Того, верхнего

Мира.

Вторая тень.

Чего ж ты так бежал?

Первая тень.

Хотел узнать. Был слух: вербуют легионеров

В тавернах на Тибре для похода на Запад,

Который пора теперь завоевать.

Страна называется Галлией.

Вторая тень.

Никогда не слыхал о такой.

Первая тень.

Эти страны известны только большим людям

13

Допрос продолжается.

Ведущий.

И судья улыбается матери Фабра,

Вызывает опять испытуемого

И печально глядит на него.

Судья.

Время бежит. Ты даром его упускаешь.

Не гневи нас лучше твоими триумфами.

Нет ли свидетелей у тебя

Твоим каким-нибудь слабостям?

Дела твои плохи. Достоинства

Твои не очень полезны. Быть может,

Одна иль другая слабость твоя

Разорвет цепь насилий.

Вспомни, нет ли каких-нибудь слабостей

У тебя? Вот мой совет.

Ведущий.

И присяжный, что некогда пекарем был,

Вопрос задает:

Пекарь.

Я вижу повара, который держит рыбу,

На вид он весел. Повар,

Поведай, как ты попал в его триумф.

Повар.

Чтоб показать,

Что он в трудах военных

Все ж время находил подумать,

Как приготовить повкуснее рыбу.

Поваром был я. И часто

Я вспоминаю о мясе,

О дичи и курах,

Которых я жарил ему.

Но он не только ел их,

Хваля мою стряпню,

Он сам к плите становился,

Помешивая в горшках.

Баранина a la Lucullus

Прославила нашу кухню.

От Сирии и до Понта

Был повар известен Лукулла.

Ведущий.

Присяжный, некогда учитель,

Вставил слово свое:

Учитель.

А что нам за дело, что был он обжора?

Повар.

Он мне давал свободу

Постряпать всласть. За это

Ему я благодарен.

Пекарь.

Я понимаю его, я сам был пекарь,

Частенько отруби подмешивал я в тесто,

Чтоб хлеб дешевле был для бедняков.

А этот мог работать, как художник.

Повар.

Благодаря ему!

И он в своем триумфе

Меня поставил за королями.

Он оказал уваженье моему искусству.

Это очень по-человечески.

Ведущий.

Присяжные обдумывают

Показания повара.

Молчание.

Присяжный, что некогда крестьянином был,

Вопрос задает:

Крестьянин.

Там на фризе кто-то несет

Плодовое дерево.

Раб с вишневым деревом.

Это вишня. Ее

Привезли мы из Азии, и

Пронесли ее в триумфальном шествии,

И посадили ее на склонах Апеннин.

Крестьянин.

Так это ты, Лакалл, привез нам вишню?

Я тоже посадил ее когда-то,

Но я не знал, что я тебе обязан.

Ведущий.

И, дружески улыбаясь,

Присяжный, который

Некогда крестьянином был,

Беседует с тенью, которая

Была полководцем,

О вишне.

Крестьянин.

Она не требует много земли.

Лукулл.

Но ветра она не любит.

Крестьянин.

Красные вишни мясистей.

Лукулл.

А черные - слаще.

Крестьянин.

Друзья мои, лишь это из всего,

Что завоевано войной проклятой,

Добром я называю. Ибо деревцо живет

И дружески протягивает ветви

Свои лозе и ягодным кустам.

И, вырастая с новым поколеньем,

Оно дарит ему плоды. За это

Хвала тому, кто нам его привез.

Когда добыча из обеих Азии

Давно истлеет, прахом станет,

Этот лучший твой трофей

Все будет жить, весною распускаясь

И белым цветом трепеща по склонам,

Живущим всем на радость.

14

Приговор.

Ведущий.

И вскочила мать Фабра, которая

Некогда торговала рыбой на рынке.

Торговка.

Стало; быть, вы нашли

Все же хоть грош

В кровавых руках? И суд

Разбойник подкупает добычей?

Учитель.

Вишневое дерево! Эту

Победу мог одержать ему

Один человек. А он

Восемьдесят тысяч послал сюда к нам!

Пекарь.

Сколько же им

Надо платить наверху

За стаканчик вина и хлебец пшеничный?

Куртизанка.

Что же, им вечно, чтобы с женщиной лечь,

Продавать свою шкуру на рынке? В ничто его!

Торговка.

Да, да, в ничто его!

Учитель.

Да, да, в ничто его!

Пекарь.

Да, да, в ничто его!

Ведущий.

И воззрились они на крестьянина,

Восславившего вишневое дерево.

Что ты скажешь, крестьянин?

Молчание.

Крестьянин.

Восемьдесят тысяч за одно вишневое дерево!

Да, да, в ничто его!

Судья.

Да, да, в ничто его! Потому что

При насильях и завоеваньях

Растет лишь одно царство:

Царство теней.

Присяжные.

И уже переполнен

Наш серый подземный мир

Недожитыми жизнями. А здесь ведь

Нет плугов для крепких рук и нет здесь