Дон Жуан, или Жизнь Байрона - [9]

Позднее Байрона перестали признавать лучшие. Во Франции, как и в Англии, реализм в прозе и пошлость в жизни внушили поэтам желание искать убежища в чистоте формы. Байрону предпочли Китса, Шелли, Суинберна. В 1881 году Мэттью Арнольд в своем знаменитом предисловии защитил Байрона, воздав должное неувядаемому великолепию искренности и силы его таланта и поставив его выше Китса, слишком рано умершего, и Шелли, «прекрасного невсамделишного ангела, который тщетно попирает пустоту своими светоносными крылами». Суинберн и компания восстали и одержали верх. Мэттью Арнольд предсказал, что в 1900 году первым именем, которое произнесет Англия, подводя итоги ушедшего XIX столетия, будет имя Байрона. И он ошибся. В 1900 году поэзия Байрона встречала лишь холодное безразличие эстетов. О Байроне судили по «Корсару», «Гяуру», по стихам, которые он сам не признавал. Довольно редкими были (и по сей час являются) те, кто читал третью песнь «Чайльд Гарольда», последние песни «Дон Жуана», небольшие лирические произведения, «Прометея» и его восхитительные дневники.

Но реванш был близок. После 1920 года Десмонд Маккарти, Гарольд Никольсон, Этель Колберн Мэйн, Питер Кеннел в Англии, Шарль дю Бо во Франции вернули Байрону как человеку и как поэту достойное его место.

Когда Кембриджский университет пригласил Десмонда Маккарти, тогда первого английского критика, провести серию традиционных и знаменитых ежегодных публичных лекций, он выбрал их темой творчество Байрона. Он сам рассказывал мне, что в день приезда ему нанесла визит небольшая группа студентов:

— Мы будем счастливы, сударь, — сказали они ему, — видеть вас здесь среди нас на протяжении нескольких недель. Вы мужественный критик, и мы вас уважаем. Только нам жаль, что такой человек выбрал для своих лекций столь заезженный сюжет… Байрон! Кто теперь читает Байрона? Если вы не хотите читать нам о современном поэте, почему вы не выбрали хотя бы Китса? Или Шелли? Или Донна?.. Но Байрон!

Критик защитил свой выбор, однако, поколебленный их юным напором, закончил словами:

— Возможно, вы и правы. Но вот что я могу вам предложить… Я буду читать о Байроне, поскольку это уже объявлено, а по вечерам, в моей квартире в колледже Святой Троицы, буду принимать вас и здесь говорить о поэтах менее известных, более близких вашему сердцу…

И в первый же вечер он рассказал им о творчестве одного молодого поэта, множество стихов которого прочел наизусть. Стихи были приняты с восторгом. В конце встречи один из молодых людей застенчиво сказал:

— Простите, сударь. Мои товарищи и я — мы в восторге от стихов, которые вы нам сейчас прочли, но вы так тихо произнесли имя этого превосходного поэта, что мы не вполне его разобрали. Вы не могли бы повторить?

— С удовольствием, — ответил Десмонд Маккарти. — Он назывался Джордж Гордон, лорд Байрон.

А. М.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Господи, я пребывал в небытии, ничтожный и безмятежный. Из этого состояния меня вырвали и бросили на странный карнавал.

Поль Валери

Догматы кальвинизма, будь они даже высечены на каменных скрижалях и получены прямо с небес из рук Всевышнего, все равно оказались бы нежизнеспособными, если бы не находились в соответствии с наличными фактами.

Марк Резерфорд

I НЬЮСТЕДСКИЕ БАЙРОНЫ

В чудесном лесу Шервуда, в окрестностях Ноттингема, несколько монахов в черных рясах, верные последователи св. Августина, задумали построить монастырь. Генрих II, король Англии, которого папа грозил отлучить от церкви за убийство Фомы Бекета, дал обет покаяния и щедро жертвовал на монастыри. Монахи выбрали небольшую долину близ ручья, невдалеке от лесного озера. Вековые деревья падали во славу Божию и во спасение королевской души. Расчистили обширный участок. Серые камни сложились в огивы[12] и розы, в небольшой, но красивый монастырь. Приветливый ландшафт смягчил суровость монастырской обители. Монастырь был посвящен Пресвятой Деве и назван Ньюстед, что значит Новое Место, Sancta Maria Novi Loci.

Устав ордена был прост. Монахам запрещалось иметь собственность; они должны были любить Бога и ближнего, побеждать плоть постом, не делать ничего, что могло бы кого-нибудь обидеть, и не смотреть на женщин. Кроме того, в память основателя ордена они ежегодно раздавали милостыню.

В течение трех веков ньюстедские аббаты жили на берегу лесного озера. Но времена становились суровее и щедроты благочестивых христиан скупее. Стала распространяться любовь к знанию. Обители, рожденной королевским раскаянием, угрожал королевский каприз. «Мадам Анна Болейн не принадлежала к числу первых красавиц. У неё была темная кожа, длинная шея, большой рот и плоская грудь, гордиться, в сущности, ей было нечем, кроме прекрасных черных глаз и нежной привязанности короля». Однако она была причиной церковного раскола. Генрих VIII попросил папу уничтожить буллу, узаконившую его брак с Екатериной Арагонской. Папа отказал. Лорды, сторонники Болейн, внушили королю, что, презрев папский авторитет, он сможет одновременно ублаготворить свою любовь к Анне и свою любовь к деньгам.

Был издан акт, согласно которому в пользу короны конфисковывались все монастыри, получавшие меньше двухсот фунтов дохода. Представители церкви и королевские сборщики начали ревизию монастырей. Закон, всегда пользовавшийся уважением в этой стране, предписывал производить конфискацию «с согласия и добровольного отречения монахов». Прославился своим искусством быстро добиваться согласия доктор-законовед Лондон. Как только подписывался акт соглашения, монастырь переходил в собственность короля; король продавал монастырское имущество, а владение отдавал какому-нибудь знатному сеньору, заручаясь его верностью новой церкви. Продажа монастырского имущества разоряла монахов, но не обогащала короля. Церковные рукописи покупались лавочниками на обертку. «Старые певческие книги: шесть денье». Такова была опись монастырских библиотек. Что же касается разоренных церковных служащих, то кое-кто из них получал «назначение», то есть право поступить на гражданскую службу, кое-кто — пенсию в несколько шиллингов. Почти все они покинули страну и эмигрировали в Ирландию, Шотландию, во Фландрию.