Дон-Кихот с `ядерным` чемоданчиком - [36]

—А может ты просто влюбился? — равнодушно предположил Кащей, без всякой тени ехидства.

—Не-е-ет, — протянул Глеб, усиленно вспоминая и анализируя, — тогда бы все просто — записки бы писал, в кино приглашал и так далее. Я ведь не рассказывал как с ней в вышибалы играл на «ключ от войны»? — и он рассказал о той игре на уроке физкультуры.

—А может ты ее этим обидел? — спросил Митька, — бывает так, вроде ерунда, а человек обижается. Видимо она проигрывать не любила.

—Но я честно тогда выиграл! И это было всего один раз! К тому же ключа я ей не давал, сама взяла. Я в памяти все перерыл — всегда она первая начинала, — возмутился Глеб.

—Белые начинают и проигрывают…, — задумчиво сказал Кащей.

—Что? — не понял Глеб.

—А это так…, — махнул рукой Кащей, — заговариваюсь я иногда. Фразы получаются глупые, но интересные.

—У меня тоже такое бывает, — Глеб невольно обрадовался возможности отвлечься от темы Нелевой, — помнишь меня Дон Кихотом обозвали? Я вот подумал «Дон Кихот с ядерным чемоданчиком». Слышал о таком?

—А как же, — ответил Кира вместо Кащея, — я образец даже видел. Ну макет, понимаешь?

—Где? — не сговариваясь хором спросили Митька и Глеб, им было очень интересно.

—У меня дядя есть…, — тут Кира запнулся, — то есть был. Он умер недавно. А работал он на секретном заводе. Там они с друзьями этот чемоданчик собирали. То есть конструировали, вроде так это называется. Короче они все от начала до конца делали.

—И какой он? — спросил на этот раз Кащей, опередив Глеба с Митькой.

—Обыкновенный кейс, — пожал плечами Кира, — а что внутри я не знаю, дядя не говорил. Кстати, Глеб, ты как то упоминал, что в компьютерах разбираешься?

—Этого я не говорил, — ответил Глеб, — так, немного программировать умею.

—А починить компьютер сможешь? — опять настойчиво спросил Кира, и в его глазах появился озорной блеск.

—Нет, — Глеб не знал как объяснить Кире устройство компьютера, — их не чинят как холодильник. Если электронная плата выходит из строя, меняют всю плату. А потом уже ищут в ней неисправность. Если можно перепаять — перепаивают. Но если нет нужной микросхемы легче выбросить, чем пытаться ее еще чем-то заменить.

—Понятно, — сказал Кира, хотя ничего толком не понял. Он отвернулся в сторону, чтобы ребята не заметили улыбки, появившийся у него на губах. У него появилась одна идея, о которой он пока не хотел говорить друзьям.

Они еще немного поболтали, пока их не позвали на обед. Этот разговор состоялся в пятницу, а в субботу Кира отпросился в отпуск, хотя раньше предпочитал оставаться на выходные с друзьями. Митька от отпуска отказался. Глеба еще не пускали домой, как и Кащея, но по другой причине. Его часто таскали на различные беседы с врачами и профессорами. Глеб уже устал от этих дотошных расспросов. Они все допытывались какие ощущения он испытывал до того как запустил ракету, во время запуска и после. Глеб выработал тактику общения с медиками. Она заключалась в том, что он говорил правду и не лгал, понимая что легко может запутаться. Но говорил не всю правду. Когда он не хотел отвечать на вопрос, то просто ссылался на то что не помнит этого. Как ни странно, но эта тактика оправдала себя. Врачи ему верили, и верили в то что лечение продвигается успешно. Он «вспомнил» что Нелева действительно находилась в бункере в момент старта, но Глеб сказал это небрежно, специально не придавая этому факту значения. Еще ему дали несколько простых тестов на сообразительность. Тут он приятно всех удивил, показав высокие результаты. Его, как только разрешил лечащий врач, стали навещать родители. Глеб немного побаивался, что они будут его ругать, но отец и мать наоборот, жалели его, хотя причину их жалости он не понимал. Ну и что с того что он в сумасшедшем доме? Выпишется и снова в школу пойдет. Сам Глеб за эти недели тоже изменился. Но не благодаря врачам, а потому что нашел в больнице друзей. Континентальный Союз, баллистические ракеты и ядерная война осталась в прошлом. Призрачный, выдуманный мир растворился, как тает туман под лучами солнца. Глеб был почти счастлив, если бы не одно — Нелева. Она как будто заноза вонзилась в него и не давала забыть о себе. Глебу было обидно и горько от того, что она оказалась такой плохой. Но он испытывал не только злость и обиду к Нелевой, примешивалось еще чувство странной тоски и печали, как будто его предал лучший друг. Но ведь Нелева не была его другом. Почему же тогда Глебу хотелось рассказать ей о своих друзьях, ракетах, больнице или просто погулять по нагретому солнцем асфальту разговаривая, и не боясь быть непонятым или осмеянным. Как он например понимал Кащея, Митьку, Киру и доверял им. А те понимали и доверяли ему. Кащей рассказал, что ему снятся странные сны, иногда кошмары, когда он — немецкий солдат или офицер. Он даже врачам об этих снах не говорил.

—Я стою в поле, а вокруг немцы, что-то тараторят по своему, — пересказывал он свой сон друзьям, — а я не немец, на мне лишь форма фашисткая и оружие. Страшно очень, ведь я немецкого не знаю. Хочу бежать — ноги не слушаются. Или другой сон, там я в бою участвовал, опять на стороне немцев. Лежу в окопе, вокруг пули свистят. Вот думаю сейчас меня наши возьмут и расстреляют за предательство, хочу повернуться и назад в немцев начать стрелять, и опять не могу.