Он махнул рукой.
Я увидел, что он немножко пьяный. Может быть, даже не немножко. У меня голова тоже кружилась.
- Ох, Игорь, Игорь! — покачала головой тетка. — Разве ты всех перевоюешь? Ты же сам говорил когда-то: не рой яму другому, выроют без тебя.
- Слова, — сказал он. — Это слова. Выпьем.
Мне он нравился. И костюм на нем был хороший. Коричневый, в рубчик. И галстук был очень подходящий. Мы выпили снова.
Я попросил, чтобы он прочитал что-нибудь свое.
- Не могу, — ответил он. — Я вою. Поэты воют. Станет грустно.
- Не ломайся. Ты не великий, — сказала тетка. — Прочти: «Я шел, окутанный метелью...»
- Нет, я хочу что-нибудь другое, — сказала Ира.
Он повернулся ко мне.
- А стихи вообще-то тебе нравятся? Могут нравиться?
Я сказал, что мне нравятся Лермонтов, Пушкин, Маяковский и еще Багрицкий.
Ира улыбнулась.
- Ерунда, — сказал он, поморщившись. — Пушкин - это Гомер. Ты знаешь, кто такой Гомер? Это был такой поэт греческий. Он жил еще за десять веков до нашей эры. И Лермонтов тоже Гомер. У нас своя жизнь. Мы ездим в трамваях, толкаемся в автобусах, глотаем дым и ругаемся на работе. Нам некогда пожрать, некогда подумать. Нам их строчки как лунный свет. Ими можно любоваться, но они не греют.
- Почему? — возразил я. — По-моему, так греют...
- Перестань, Игорь, — сказала тетка. — Я уже это слышала. Я уже это знаю наизусть.
- Это и плохо, что наизусть, — сказал Игорь. — Значит, меня здесь не понимают.
Он опять повернулся ко мне.
- Нам не дано, — засмеялась тетка.
- Нет, — перебила ее Ира. — А мы хотим. Я хочу. Пусть он говорит.
- Обыватель ахает по привычке, — сказал Игорь. — Ах, Пушкин! А мы пошли дальше! И нам нужно писать по-своему. Хотя бы шиворот-навыворот.
Тетка подошла к Игорю и ладонью закрыла ему рот.
- Ты гений. Ты гений. Ты оглушил нас.
Ира смеялась.
- Ага, травля! — закричал Игорь. — И здесь травля. — И он тоже засмеялся. — Ладно. Сделаться революционером мне не дают. Буду нигилистом. Выпьем. Это проще. Иногда нужно выпить.
Мы выпили, и Игорь пересел на диван к тетке. Я слышал, тетка произнесла:
- «Я шел, окутанный метелью...»
И тетка, и Игорь, и Ира, и комната - все было как в тумане. И мне тоже захотелось рассуждать про какую-то метель и про каких-то занесенных людей.
Я взглянул в окно. На улице действительно была метель. К стеклу прилипал снег.
Ира сказала:
- Сейчас нужно быть на улице. На улице хорошо.
Мы сидели совсем рядом, и я чувствовал: ее плечо касается моего. Что-то такое незаметное произошло между нами. Теперь мы уже не были чужими. То, старое, как-то исчезло, словно его не было. Ира наклонила голову и улыбнулась мне.
- Ну, пойдем?
Игорь что-то негромко говорил. Тетка смеялась.
Мы встали и пошли.
На улице было хорошо. Она была вся белая. И точно бесновалась. Машины то летели, то останавливались. Освещенные троллейбусы были как уютные домики. Я сунул руки в карманы. Ира сама взяла меня под руку. Я вдруг почувствовал себя настоящим мужчиной. Это было даже хорошо, что мы шагали молча. Я подумал, что вот так, молча, рядом с ней можно было бы обойти всю землю. Шаг за шагом, все дальше и дальше. Через любую метель. Через заснеженные поля, через разные страны. По горам и пустыням. Всегда вместе.
На углу Ира остановилась. Лицо у нее было мокрое.
- Какой снег! — сказала она, улыбаясь. — Давай мы прокатимся на такси. У меня есть деньги.
Меня обожгло. Она назвала меня на «ты». И это вышло у нее как-то просто, само собой. Мне тоже захотелось проехаться на автомобиле. Мчаться со страшной скоростью, чтобы все расступались. И мне тоже не терпелось сказать ей «ты».
- У тебя есть деньги? Но ведь и у меня тоже есть деньги. Твои деньги не нужны. А куда ты хочешь ехать?
Я специально нажимал на «ты», «твои», «тебя» и искоса смотрел на нее. Она смотрела вдоль улицы и не замечала этих моих слов.
- Я знаешь где люблю? — сказала она. — По Дворцовой набережной, а потом по Кировскому.
Мы взяли такси здесь же, на углу Рубинштейна. Проехали по Невскому, и я взглянул на счетчик. Накрутило уже довольно много. «Ну, пускай столько, ну, пускай вдвое больше - не все ли это равно?» - подумал я. Мне не хотелось, чтобы Ира заметила мой взгляд, и я сказал:
- Едем быстро. Посмотри, впереди ничего не видно. Только желтые огни.
- Да, — сказала она. — Мне почему-то с тобой очень просто. Я не люблю, когда надо умничать. Мне нравится, что ты такой простой.
Мы свернули на набережную. Проехали мимо Зимнего дворца, через Зимнюю канавку. Нас бросило вверх, потом вниз. Я видел лицо Иры сбоку. По ее лицу мелькали огни. Теперь я сам не понимал, как у меня хватило смелости познакомиться с такой красивой девушкой. Ира смотрела вперед. Я подсел к ней ближе и обнял ее за плечи. Она повернулась ко мне, покачала головой и улыбнулась:
- А если без этого.
- Почему?
- Потому что будет все слишком обыкновенно. Не надо.
Я убрал руки, но продолжал сидеть близко к ней. Взлетели на Кировский мост. Город оказался внизу. Мне хотелось что-нибудь говорить.
- Хорошо, что нам попалась «Волга», — сказал я. — Она на ходу мягче.
Я решил показать себя знатоком, хотя на такси разъезжал не часто.
- Мы тоже собирались купить машину, — сказала Ира. — У нас даже была очередь. Но потом Оля решила строить дачу. Она всегда хотела иметь свой дом за городом.
