Домовые - [25]

— А сторожа твои к тебе непутем попали! — продолжала Кубышечка. — Помяни мое слово — их уже с собаками ищут! Найдут, откопают — что тогда делать станешь?

— Кто сейчас разинских казаков с собаками искать станет?! — не сдавался упрямый дед. — Вот теперь-то мы порядок и наведем!

— Что ж ты раньше их в дело не пускал?

— А незачем было! — догадался дед. — Теперь же вы меня так своим бусурманством допекли…

Он помолчал, разинув рот, поскольку его осенило. И завершил торжественно и грозно:

— И хочу я от вас лес раз и навсегла очистить к блудливой матери!

— От нас? Да ты, гляжу, совсем из ума выжил! Как это — от нас очистить? Мы же тут лежим! Откапывать ты нас, что ли, собрался да на дорогу выкидывать?

— Что лежит — то пусть лежит, и молодцы мои это стеречь будут. А бусурманский дух под корень изведу! — разумно рассудил дед Разя. — Вот он, бусурманский дух!

И указал молодцам на Бахтеяра-Сундука.

— Ты еще крикни — взы его, собаченьки! — подсказала бешеная Кубышечка.

— Да ты, дура, на него глянь! Нос крюком, сам черный! И еще похваляется — мол, я в лесу самый богатый! Похвалялся, а?

— Да что ж ты молчишь, Бахтеярушка?.. Кубышечка повернулась к давнему своему сотоварищу. Но тот лишь руками развел — мол, похвалялся…

— Нечего тебе в нашем лесу делать! — галдел дед. — Ишь, персидская бирюза! Булаты дамасские! Кто тебя сюда звал? Развел тут бусурманство — глядеть тошно! Испоганил нам лес!..

Собственно, против бирюзы дед ничего не имел. И был бы счастлив, если бы та бирюза попала в черный горшок с медью и испанским серебришком. Ему Бахтеяра страсть как хотелось сбыть с рук — и все это отлично понимали.

Да и Бахтеяр понимал не хуже прочих. Было в нем немало от того персидского купца, который возил товар из самого Тебриза и потому осиливал опасный путь, что голову на плечах имел толковую, один только раз и дал маху… Но молчал Бахтеяр, глядя в землю, а потом и сказал жалобно:

— А что, братцы, может, он и прав? Я ведь и точно что чужой… Звать меня сюда не звали… Может, он за дело обижается?.. Прости меня, дедушка, коли в чем виноват! Я же и в самом деле — черномазый!

— То-то! Все слышали?! — дед повернулся к сторожам, а потом победно уставился на Кубышечку. Она же от этого внезапного покаяния просто онемела.

— Бахтеяр, да что же ты? Или мы вместе трех сотен лет не пролежали? — возмутился Елисей. — Какой ты нам чужой?!

— А с тобой еще построже разговор будет! Ты почему конь?! Мы все — человеческого образа, а ты — конского!

— Ну и что? Вон иные клады в петушьем образе являются, иные — вообще в свинском! — возразил Елисей. — А то еще гроб выезжает!

— В свинском-то виде знаешь кто является? Это нечистый людям головы морочит! А вот ты объясни, почему ты в конском!

— Да изначально повелось! Само как-то вышло!

— Когда это — изначально?! Это не повелось, это ты нарочно выдумал — с копытами быть! А знаешь, кто с копытами? То-то!

Елисей, изумившись такому неожиданному навету, обернулся, ища помощи у соседей. Но Кубышечка стояла, словно не понимая происходящего, Бахтеяр-Сундук норовил пасть на колени, а самый с виду молодой, крепыш Алмазка, был занят тем, что удерживал его от этой дурости.

— Ты, дед, ври, да не завирайся! — не совсем уверенно крикнул Елисей.

— Ты еще перечить? — дед расхрабрился. — Ребятушки, слышали? Бей его, ребятушки!

— А вот я вас копытами!

Елисей заплясал на месте, готовый развернуться и ударить задними ногами.

Очевидно, один из сторожей когда-то имел дело с лошадьми. Он резко выбросил руку вбок — и вот уже в этой руке была сухая длинная ветка, и вот взлетела, и вот весомо хлестнула Елисея по крупу.

Если вдуматься — для здорового коня такой удар был немногим больнее комариного укуса. Но совершенно первобытный ужас охватил Елисея. Он кинулся прочь — напролом через кусты, подальше от страшной ветки! И опомнился довольно далеко от поляны, где во весь голос хохотал довольный дед Разя.

Дед уловил сущность власти.

Он мог вершить судьбами! Он мог изгонять и пускать обратно! Он мог требовать ползанья на брюхе перед своей особой! А какая от этого польза, да и будет ли она вообще, — дело десятое. Зато радости сколько!

Для того, кто триста лет прозябал в тени более значительных кладов, это было подлинным откровением.

— До всех до вас доберусь! — вопил дед Разя. — Все у меня в ногах валяться будете! Ты, Алмазка, хоть и бусурман, можешь оставаться. Только половину серебра ко мне перетащи. А ты, Кубышка…

— Что — я? Думаешь, Бахтеярку с толку сбил, Елисея прогнал, так и я — за ними? — возмутилась Кубышечка. И кинулась на деда с кулаками, да его заслонили сторожа.

Они отбросили девушку не жестоко, даже с некоторой осторожностью, однако она отлетела сажени на две и, не удержавшись, села в траву. Правда, сразу же вскочила.

На глазах у нее от ярости и унижения выстрелили слезы.

— Бахтеяр! Алмаз! Или вы не видите, что тут творится?! — крикнула она.

Тут Бахтеяр извернулся-таки и пал на колени, принялся биться лбом в мягкую землю:

— Прости бусурманина!.. Не своей волей я сюда лег — а меня злые люди положили!

Алмаз же отвернулся и замотал кудрявой головой, словно желая избавиться от наваждения этой ночи.