Домовой - [17]

Я поджала губы, без слов догадавшись что произошло, когда умер ее муж.

— Этот дом еще от матери свекрови остался, пустовал долго, — продолжила Настя, теребя в руках кусочек остывшего сырника. — Понятно, наверное, почему — кладбище под боком, кто тут жить захочет? Только у меня и выбора не было…

Она вздохнула, затем, словно взяв себя в руки, передернула худыми плечами:

— Дом, может, и нормальный, а только я к нему никак привыкнуть не могу, понимаешь? Неуютно мне, муторно. Может, это я такая мнительная, конечно. Люди и в худших условиях живут, а мне и жаловаться не на что — хозяйство, мальчишки здоровы, работа есть — не у каждого в деревне, между прочим… — она говорила, словно убеждая саму себя. Я ее понимала. Мне было не понаслышке знакомо чувство неприкаянности в собственном доме. Не в последнюю очередь поэтому я здесь и оказалась…

— Ты, наверное, дурочкой меня считаешь? — неожиданно спросила женщина.

— Я считаю, что человек должен жить там, где ему хорошо, — суховато ответила я, выкладывая на тарелку последние сырники. — Вот что… Побудь пока у меня. Поживете пару дней, отоспитесь, в себя придете, за скотиной присмотрите, а уж ваших кур я как-нибудь покормлю. А там… Посмотрим, в общем. Пей, пей чай — сама собирала…

Следовало разобраться с покойником. При одном только воспоминании о живом трупе меня начинало потряхивать — не то от прошлого испуга, не то от злости. Ишь, повадился! Я тебе покажу, как исподтишка пакостить и силы тянуть…

Кстати, о силах. Я собиралась нанести на могилку отца Дмитрия ответный визит. Днем, естественно — ночью-то я вряд ли буду на что-то способна без второй ипостаси. Поэтому, оставив Настю с проснувшимися мальчишками, я вымелась во двор в поисках канистры с бензином, что хранилась в сарае. Лопату и чугунный двухметровый кол пришлось взять со двора у Насти — иначе мое путешествие через деревню выглядело бы весьма занимательно. Второго января деревня выглядела лишь немного более живой, чем вчера, когда я до самого вечера не встречала ни одной живой души. Шагая мимо Гришкиного дома, я хотела было зайти, но передумала — вряд ли Даша будет рада моему появлению.

Днем Настин дом выглядел еще более неприглядно, чем ночью. Как-то сразу становилось понятно, что мужчины в нем давно уже нет — забор кое-где покосился, крышу не мешало бы перестелить, а одна из стен старого сарая не падала только благодаря подпирающему ее бревну. Понятное дело, мальчишки и женщина — много ли они могут?

Я невольно задумалась о собственном жилище. Лет ему уже немало, пол в сенях прогнил, того и гляди — проваливаться начнет, да и в самом доме не мешало бы перестелить, крышу бы обновить, а стены следовало утеплять лучше: с наступлением холодов как-то сразу стали видны все недоделки, на которые я не обратила внимания летом и не успела осенью. Печь топила хорошо, но много тепла уходило втуне — под крышу, которую весной наверняка придется перестилать заново, если я не хочу, чтобы первым же дождем мне испортило все заготовки. То же самое и с погребом — утеплять нужно было лучше! Но я больше была озабочена заготовкой припасов, а вот о том, как их сохранить зимой — не подумала…

Идти к кладбищу решила не по дороге, а по проторенной отцом Дмитрием тропе. Видно, не раз и не два сюда наведывался — идти было легко, главное, чтобы никто меня не заметил…

Заходя на кладбище, я невольно начала прислушиваться и вглядываться в окружающие снежные холмики с торчавшими из них крестами, на которых с хриплым карканьем переругивались вороны. Вот ведь — привыкли на дармовщинку! То яичко кто помянуть принесет, то блинчик. Потому, заметив меня, они слетелись с окрестных деревьев, явно предвкушая поживу. И были жестоко разочарованы, шарахнувшись от мелькнувшей в воздухе лопаты.

— Кыш, пропасть! — скорее подбадривая себя, шикнула я. Кладбище было подозрительно спокойным. Я бы даже сказала — слишком спокойным, учитывая открывшуюся информацию. Для очистки совести я обнюхала на своем пути каждую могилку и внимательно осмотрелась: нет ли еще где проторенных тропок? Не знаю, как там с магией, а только физику даже потусторонние силы побороть не могут. Если есть тело, оно оставит в снегу отпечаток.

Но между могилами только переметало поземку, закрывая птичьи следы.

Немного успокоившись, я двинулась дальше, но уже через пару шагов застыла в недоумении. Следы вели не к лесочку, где осенью мы с Никой так неосторожно выбросили тело отца Дмитрия, а прямиком к часовне.

Я озадаченно почесала нос. До сих пор религиозной нечисти я не встречала, но, с другой стороны — он ведь при жизни был священником… Может, после смерти его к альма-матер потянуло?

Нет. С трудом отогнав видение мертвеца, прикладывающегося к иконе, я мотнула головой. Глупости. Быть такого не может…

Заинтригованная, я прошла по следам и замерла. Глубокие отпечатки ног вели к часовне, добирались до крыльца со свежим следом от двери на снегу… И возвращались обратно уже четкими отпечатками хороших таких рифленых подошв — их было хорошо видно и они вились по кое-как расчищенной центральной тропе прямиком к приоткрытым воротам.