Dominus bonus, или Последняя ночь Шехерезады - [14]

"Miserere nostri, Domine, miserere nostri... Te Deum laudamus, te Dominum confitemur" 3, - пел хор.

Да, Domine, если ты позовешь меня, если хоть жестом намекнешь на свою благосклонность или хоть ударом кнута дашь знать, что ты меня заметил, я с радостью позволю тебе сделать со мной все, что угодно, ибо чувствую потребность в твоей власти и признаю за всем хаосом мира твой мудрый и дальновидный расчет. Высоко сидишь, далеко глядишь...

Мой взгляд скользнул по лицам поющих в хоре мужчин и женщин, и вдруг я чуть не вскрикнула от удивления, увидев во втором ряду на мужской половине моего ангела со вчерашней вечеринки. Впрочем, ничего удивительного в том, что ангел встречается мне на этот раз именно в церкви, конечно, не было. Вполне нормально. Кому же еще могли поручить петь восславляющие Бога гимны? Хотя остальные певцы вовсе не имели ни в своем облике, ни в манере держаться во время выступления ничего ангельского: кто-то равнодушно смотрел перед собой в ожидании своей очереди что-нибудь пропеть, кто-то так сосредоточенно сжимал в руках ноты, что пот выступал у него на лбу, кто-то даже, как я заметила, тайком посматривал на часы. Только лицо Андреаса выражало вдохновение, достойное звуков, льющихся из его уст. Если Бог на самом деле существует, он непременно должен был внять молитвам, возносимым к нему с такой искренностью и смирением. Но было в блеске его глаз и что-то требовательное, непокорное, будто не одолжения ждал он от всемогущего Хозяина мира, а отстаивал свое законное право быть услышанным. Но так ведь и подобает ангелам, которые даже согласно теории Господина Петерса стоят намного ближе к небесной сфере, чем мы, простые смертные, а значит они и с Богом связаны другими, очень близкими, почти кровными узами. Недаром в их власти замолвить за нас словечко перед тем, кто повергает в трепет вселенную своей таинственной непредсказуемостью. Пожилая женщина в шляпке с вуалью, сидевшая рядом со мной, опустилась на колени, устремив взгляд к алтарю: она, безусловно, тоже догадывалась, кто такой Андреас, и спешила задобрить его своей набожностью, чтобы он походатайствовал за нее, когда снова вернется на небо.

Музыкальная месса закончилась. Священник произнес несколько заключительных слов, и слушатели стали медленно расходиться, так и не поаплодировав исполнителям. То ли в церкви это не принято, то ли музыка окончательно задавила их своим великолепием. Между рядами возникли суровые служители с коробочками для пожертвований. Певцы тоже постепенно спускались вниз, где многих уже ожидали родственники и знакомые. Андреас, которого, очевидно, никто не встречал, заметил меня и направился в мою сторону. На его лице играла улыбка, но не та формально-приветливая улыбка, которую люди обычно одевают по инерции, когда собираются с кем-нибудь заговорить, нет эта улыбка вообще не относилась ни к кому конкретно. Так мечтательно-задумчиво и вместе с тем облегченно улыбаются ангелы, после того, как очередная их миссия увенчалась успехом.

- Вот уж не ожидал тебя здесь встретить, - сказал он, приблизившись ко мне. - Как вы там вчера, долго еще сидели у Фабиана?

Я пожала плечами:

- Не знаю, я ушла примерно через полчаса после тебя.

- И с утра пораньше уже в церкви? - он снова чарующе улыбнулся. Похвально-похвально. Ну и что, понравилось тебе? Мы, вроде, сегодня были не совсем в форме...

- Я не заметила. То есть я и не могла заметить, потому что, честно говоря, совсем не разбираюсь в музыке.

"А в чем я вообще разбираюсь, "честно говоря"?" - неожиданно пришло мне в голову.

- Для меня, - продолжала я, - переплетение всех этих чудесных мелодий просто торжественное и грустное месиво.

- Почему грустное? - спросил Андреас, но не удивленно, а с каким-то особенным интересом, будто и сам так думал и хотел теперь получить от других подтверждение своему мнению.

- Ну во-первых, мне грустно оттого, что я, в принципе, осознаю, каким прекрасным цветком должна раскрыться эта музыка перед человеком понимающим, но сама пока не способна проложить себе путь к полноценному наслаждению с учетом всех оттенков и деталей. А во-вторых... печально, что религиозный экстаз, в который, несмотря ни на какую музыкальную безграмотность, а может быть, именно благодаря ей, погружает ваше пение, наверное так и пропадет даром...

При слове "экстаз" проходивший как раз мимо нас церковный служитель строго взглянул в нашу сторону.

- Пойдем отсюда, - шепнул мне Андреас.

Я покорно последовала за ним. Мы покинули собор через какой-то боковой выход и оказались недалеко от спуска, ведущего прямо к берегу Рейна. После полутьмы, царившей внутри собора, нежное весеннее солнце слепило нам глаза. Прохладный ветерок накатывал на нас свои нежные волны.

- Если хочешь, - предложил Андреас, - можешь прогуляться со мной по Рейну. Мне все равно через час на работу, так что возвращаться домой не имеет смысла.

- Опять петь? - спросила я.

- Да нет, - рассмеялся он. - Еще одного концерта я бы сегодня не выдержал. Впрочем, хор - это не работа никакая, а просто так, для удовольствия, что-то вроде хобби. Нам за концерты никто и не платит, все пожертвования идут в фонд Собора, ну и на дирижера, который с нами репетирует. Так что деньги зарабатывать приходится совсем в другом месте.