Доминум - [88]

Многие снимки были подписаны и датированы. На указанном Даном значилось «1918», и ниже: «Паскаль Фавро, Лев Токарь, Ханна Йоргенсен». Лазарет. Паскаль лежал на койке с перевязанной рукой, его лицо было изуродовано и перебинтовано, один глаз заклеен, но парень все равно виновато улыбался. У него в ногах вполоборота сидела Ханна и в утомленной гримасе показывала язык фотографу. На стуле рядом примостился темноволосый юноша с узкими шрамами на щеке. Он смеялся над Ханной.

– Бывший протектор созвездия Лиры, – прояснил для меня Дан. – Наставник и лучший друг Скорпиона. Через пять лет Паскалю пришлось его застрелить.

Он указал на следующую фотографию.

– Раньше это было «Трио старейшин», не считая Тисуса. В среднем каждый протектор живет на службе десять-двадцать лет, и все, кто пережил этот срок, – невероятные везунчики. Сейчас среди нас всего человек десять, чей возраст превышает шестьдесят лет. Стрелец был здесь с тысяча шестисотых, но в начале двадцатого века ему крупно не повезло.

1908, снимок сделан на фоне рухнувшего здания. Коул Харрис, Рамона да Коста, Айко. Трое стояли рядом, высокий темнокожий парень, смеясь, сжимал остальных в крепких объятиях, явно удушая Коула, который отчаянно, но безуспешно пытался вырваться. Лицо протекторши почти полностью скрывал капюшон, но она ухмылялась.

Здесь же рядом я увидел фото: «1920, Дан Вуйцик, Ханна Йоргенсен». Камера поймала их со спины. Они стояли на открытом балконе двенадцатого этажа и смотрели на Землю.

Дан продолжил рассказывать. «1940, Тисус, Айоргу Георге». Голубь был в манипуляционном отделе, но во время Второй мировой не сдержался и бросился воевать на стороне своей родной Румынии, как и несколько других протекторов – на стороне своих стран, за что были казнены. Протекторы не имеют права опускаться до политики и войн приземленных и, что страшнее, убивать их.

«1998, Ламия Казвини, Ария Циглер, Ана Ластра» – три девушки, снятые за обеденным перерывом. Ария сорвалась к падшим, а Ана – Северная Корона – была выброшена кандидатом с крыши многоэтажки.

Еще одно неизменное трио прошлого: «1917, Паскаль Фавро, Лев Токарь, Карла Эстебан». Они обсуждали что-то перед входом в наводненный людьми парк, стоя в обычной одежде. Паскаль, еще без шрама, казался душой компании. Лев, как уже было сказано, позднее умер, а Карла – Прометей – ушла к падшим, убив при этом несколько протекторов и адъютов. Все близкие друзья Паскаля так или иначе отдались Тьме.

«1942, Лайла Кортес, Грей Фарадей». Девушка – Южная Гидра – перебинтовывала Грею руку. Тот слегка усмехался в ответ. Форма протектора смотрелась на нем неестественно. Лайла выглядела красивой – смуглая, с черными вьющимися волосами и маленькой родинкой на подбородке. Я узнал ее символ – именно его Грей хранил вместе с трансфером, наверняка оторвав от мундира.

– Лайлу разорвали сплиты, мы не могли ничего сделать. Она погибла по ошибке, – сказал Дан. – По страшной и глупой ошибке. Она и привела к тому, что Грей ушел от нас, забрав с собой его.

Сначала я не понял, о ком речь, но протектор ткнул пальцем в самую необычную фотографию. Таковой она была, потому что на ней позировали четыре человека и двое никак не могли быть теми, кем являлись сейчас. «1943, Стефано Феррари, Дан Вуйцик, Маркус Айхенвальд, Сара Грант». Они позировали для фото. Позади всех гордо стоял Дан, а по центру – незнакомый мне крепкий юноша с темными волосами, почти черными глазами и добродушным угловатым лицом, покрытым веснушками. Маркус. По правую руку от него примостился Стефан, явно смущенный. Словно другой человек. Опрятный, причесанный, улыбающийся. Но не его перемена поражала больше всего, а Сары. Та, положив руку на плечо Маркуса, радостно улыбалась. Волосы собраны в хвост, из глаз льется жизнь. Ни пустоты, ни строгости. Сплошные эмоции, которые, казалось, не могло потушить ничего на свете. Я не верил, что это действительно та самая Сара, которая без всяких раздумий пожертвовала товарищем.

Дан заметил мое замешательство.

– Они оба безвозвратно изменились вскоре после случившегося. Оно сломало нас всех. – Он глубоко вздохнул, оглядывая все снимки разом. – Раньше… То было тяжелое, странное время. Но мне оно нравилось.

– Что с ними произошло? – Я взглянул на Дана, но тот старательно не смотрел в ответ. – Я уже спрашивал у вас с Фри, и никто не объяснил. Но ты ведь был здесь все это время. Ты должен был видеть.

С его постоянными попытками находиться везде, протиснуться в каждую компанию и каждое дело я не верил, что Дан мог упустить то, как люди, явно ему дорогие, оступились или сломались, потеряли себя и обрели заново в новой ипостаси.

– Не мне о таком говорить, – помявшись, ответил он. Поломавшись еще немного, Дан украдкой обернулся к Стефу. – Поначалу как ученик Стефан был… невыдающимся. Но потом вдруг собрался, принял протекторство и ответственность. Мне стало спокойнее за него. Он много лет честно выполнял работу, да, порой отлынивал, но кто тут не без греха. Даже не помню, как и почему мы перестали толком общаться, ведь первые годы Стеф мне доверял. Однажды он просто словно соскользнул. После суда стало намного хуже. А с Сарой все произошло внезапно. Она вдруг помешалась на работе, долге и преданности Свету, словно пыталась доказать всем, что не подведет общее дело, убивалась из-за каждой мелкой ошибки.