Домино - [62]

Ну, знаете ли, мы создали опасносную ситуацию на дороге и проехали по обочине, потому что ваш ухажер сначала сделал предложение женщине, которая думала, что на нее нападают и что ее квартиру взламывают, и поэтому позвонила в полицию. И вы говорите, что не можете ответить! Ну, уж извините.

Сабатин похожа на знак вопроса. Зэт смеется. Да, я постучался к твоей соседке.

К мадам Маментовой? Ты мог напугать ее до смерти.

Думаю, это почти случилось. Мой коллега пытается пробудить ее к жизни. Может быть, когда она узнает, что это был делающий предложение ухажер, а не какой-то там преступник, это станет смягчающим обстоятельством.

Зэт сообщает свои данные, их заносят в протокол. Я просто надеюсь, что это не… не будет иметь последствий. У Зэта морщинка на лбу, которую Сабатин никогда не видела.

Разве не на это надеются, когда просят руки?

Другой полицейский подходит к машине и говорит, что его могли обвинить в неумышленном убийстве. Он смотрит на него сердито.

Самый добродушный из полицейских захлопывает блокнот. Я думаю, вам удастся избежать обвинения и вы отделаетесь штрафом.

Да?

В виде букета цветов избраннице и еще большего букета напуганной соседке.

Обнимая друг друга за талии, они смотрят на отъезжающую полицейскую машину и похожи на тех, кто скажет друг другу «да».

~~~

Повсюду на земле постоянно люди что-то делают, и эти действия, почти одинаковые, происходят одновременно. Некоторые из них банальны, бесконечно тривиальны и совершаются почти что автоматически, другие более специфичны, но далеко не уникальны. Кто-то покупает подарки, кто-то красит стены, кто-то спускает воду в унитазе, кто-то сажает дерево, кто-то, наоборот, срубает его. Двое в отеле. Действия одинаковые, но результат различный, в зависимости от участников и внешних обстоятельств. Мужчина, пока женщина в душе, открывает ее кошелек и смотрит, что у нее там, кладет его обратно в сумку и чувствует себя грязным, как затертый поднос в какой-нибудь столовой.

Маленький ребенок начал ползать. Мальчик, который обычно сидит в своей новой комнате с приятелем, сейчас один. Он пишет свое первое любовное письмо однокласснице и рвет его. Плачет в подушку. Две маленькие девочки превращаются в прим-балерин, после того как они перестали быть богатыми женщинами, которые ходят по магазинам, или индианками, которых бросили родители. Им разрешили купить одинаковые туфли, золотые сандалии, разрешили мамы. Но действительность требует, чтобы они сделали уроки, приготовили математику. Одна из них плачет. Она никак не может разобраться со знаками плюс и минус и усвоить умножение. Мама пытается помочь.

Минус ли это — не принимать еще один букет, который лежит на лестнице?

Это все-таки минус — принять приглашение пару дней спустя? Лгать о том, где была? Быть не в состоянии работать, потому что испытываешь влечение? Плюс, помноженный на минус, дает минус, это так.

Женщина с собакой позвонила частному детективу и попросила его продолжить расследование, а мать-одиночка согласилась пойти в кино с молодым мужчиной, с которым она познакомилась на работе, и сама не может понять, должна ли ее мучить совесть. Она решила не спрашивать, что у него с рукой. Сам расскажет, если захочет. У него ярко-голубые глаза. И он пригласил ее в кино.

А в северном полушарии наступила весна.

Когда они встретились в аэропорту, Зэт достал из кармана черный шелковый платок. Он сказал, что у нее с собой должны быть косметичка, платье и купальник. В Исландии мы можем купить все, что понадобится.

А зачем мне купальник в Исландии?

Ты никогда не слышала про Голубую лагуну?

Нет, а мы что, собираемся в Исландию?

Это зависит от того, на каком самолете мы полетим.

Да, но почему я должна ходить с повязкой на глазах?

Может, мы полетим на другом самолете. Он завязывает ее глаза платком.

Нет, Зэт. Мне не хватает смелости. Я не могу ходить по аэропорту, не зная, где я. Шарль де Голль… я ненавижу его.

Ну вот, тогда радуйся, что избавишься от этого вида. Он берет ее за руку. Сабатин никогда так долго не ходила, не видя, где идет. Первые дни путешествия всегда, по меньшей мере, в три раза насыщеннее, чем последующие. Путь к выходу на посадку бесконечен. Она чувствует, что сейчас они идут по резиновой ленте. Тяжело. У нее немного кружится голова. Она подымается по ступенькам, как маленькие дети, которых больше не носят на руках.

Не надо, Зэт, я падаю.

Тогда радуйся, что мы не поехали на эскалаторе. И ты не упадешь, когда я держу тебя за руку.

Они у выхода. Но ей все еще не разрешается смотреть. Он втыкает ей в уши наушники. Иначе ты услышишь, куда мы. «All you need is love, love, all you need is love».[21]

Кажется ли она себе глупой? Думает ли она, что люди на нее смотрят? Понимают ли они, что речь идет о сюрпризе? Она пытается что-то разглядеть, ничего не видно. И знает, что выглядит нелепо. Как слепая. Зэт, а что если… он зажимает ей рот… что если, шепчет она. Если кто-то знает меня? Или тебя?

Это проблема мужчины.

Нет. Для этого есть двое. Говорит она близко к тому, что должно быть его шеей, в то время как уши ее наполнены музыкой «Битлз».

Когда они сидят в самолете, пристегнутые ремнями безопасности, к ней возвращается зрение, за исключением того момента, когда старшая бортпроводница сообщает расстояние до места назначения. Она опять в сознании, если так можно сказать о женщине, которая или сама целует, или ее целуют каждую шестую минуту. Сосед смущенно смотрит в книгу или в газету или занят едой. Зато девочка, сидящая по другую сторону, не может оторвать от них взгляд. Хотя мама толкает ее и шепчет, что она должна смотреть перед собой. Когда пилот рассказывает о температуре, там, куда они летят, Зэт затыкает ей уши, сейчас его язык все равно у нее во рту. И она разражается смехом. Персонал улыбается, когда они покидают самолет.