Доминика из Долины оборотней - [136]

– А куда подевались те красивые носочки? – полюбопытствовала я.

– Лежат в комоде в моей комнате. Теперь у меня есть альтернатива – отец и Роб, улетая, оставили мне свою одежду, у нас ведь практически один размер. Но твой отец отказался забирать эти очаровательные вещички, сказал, что владельцу они больше не нужны.

– Интересно, чьи же они? Я просто не представляю, кто из наших мужчин мог такое носить. Нужно будет спросить у папы, у кого он раздобыл это чудо.

– Обязательно спроси, мне тоже очень интересно. И должен же я поблагодарить того, кто поделился со мной своим гардеробом.

Доев суп, мы принялись за остальное. Котлеты Рэнди, их я узнала, фирменные пирожки Клер с бататом и грибами, жареные куриные окорочка и отбивные неизвестного происхождения – всё было хоть и холодным, но тем не менее, очень вкусным. Мы вдвоём быстро смели всё со стола, причём я ела практически вровень с Фрэнком. Ещё одно подтверждение моей взрослости, если бы оно было мне нужно. Кстати, Фрэнк предложил мне не заморачиваться с вилкой, а есть руками, что я и сделала, получив при этом от еды ещё большее удовольствие.

Под конец Фрэнк развернул лежащий на столе свёрток. Под полотенцем оказалось несколько слоёв газеты, потом полотняная салфетка, а под ней – мамины блинчики. Тонкие, нежные, ещё тёплые, промазанные растопленным сливочным маслом – всё как я любила. Пока я, повизгивая от восторга и предвкушения, пыталась свернуть верхний блин треугольником, безбожно рвя его при этом, Фрэнк, жестом фокусник, достал откуда-то баночку со сметаной. И, несмотря на то, что мы только что схомячили уйму еды, мы так же быстро разделались со стопкой блинчиков в восемь дюймов высотой. (* 20,3 см)

Когда с ужином было покончено, я поинтересовалась, когда Фрэнк спал в последний раз. Он выглядел идеально прекрасным, как всегда, но его лицо показалось мне слегка осунувшимся, что ли. Узнав, что он не ложился со дня моего перерождения, я настояла, чтобы он немедленно лёг спать, особенно учитывая, что и предыдущие ночи он спал вполглаза, удерживая меня, чтобы я не начала ворочаться и не задела рану.

– Но ты же только что проснулась, – попытался он возразить. – Если я усну, кто будет присматривать за тобой?

– А я тоже лягу, – ответила я. – Сейчас ночь, так что лучше мне не сбивать график и постараться ещё немного поспать.

– А вдруг тебе что-то понадобится? – не сдавался он. – Ты же пока даже ходить не можешь.

– Если что-то понадобится, я тебя разбужу, – заверила я его. – Уж голосом-то я сейчас прекрасно владею. В самом крайнем случае я тебя укушу.

– Да, это выход, – серьёзно покивал головой Фрэнк. После чего подошёл к одной из импровизированных кроватей и перетащил её к другой так, что получилась одна «двуспальная». – Это чтобы было удобнее кусать, – пояснил он мне.

– Конечно, – закивала я, стараясь сохранить серьёзное выражение лица. – Исключительно для этого.

Потом Фрэнк взял какую-то одежду и полотенце, вышел из палатки, вернулся через секунду босиком и в пижамных штанах, подхватил меня на руки и аккуратно уложил «к стеночке», а сам улёгся с краю, словно собирался даже во сне оберегать и защищать меня. Я видела, что он уже с трудом держит глаза открытыми, но он всё же сначала аккуратно укрыл меня, поправил мне подушку и только потом расслабился. Уснул он в ту же секунду, как его голова коснулась подушки, а я лежала и любовалась его лицом. Сначала оно было спокойным, расслабленным, но через какое-то время напряглось, нахмурилось. Фрэнку явно снилось что-то тревожное, и я попыталась прогнать от него дурной сон.

Осторожно, едва касаясь, я стала гладить кончиками пальцев его лоб, переносицу, щёки, тихонько шепча:

– Всё хорошо. Я с тобой. Это только сон. Всё хорошо.

Словно услышав меня, Фрэнк заметно успокоился, его лицо разгладилось, а потом он вдруг подхватил меня и, затянув на себя, перевернулся на спину, а я оказалась лежащей на его груди. Закутав меня в объятия и поцеловав в макушку, он удовлетворённо пробормотал: «Моя! Не отдам!», после чего пристроил мою голову у себя под подбородком и уже спокойно засопел дальше. Уж не знаю, что ему снилось, но моё присутствие явно его успокаивало. Поэтому я чуть поёрзала, устраиваясь поудобнее, и осталась лежать на своём «живом матрасе», в его объятиях.

Повернув голову, я, сквозь откинутый полог входа, рассматривала часть поляны, пруд, деревья на другом берегу и кусочек неба. Зрелище было невероятным – я могла видеть каждую травинку, каждую ползущую по ней букашку, жуков-водомерок, рассекающих гладь пруда, листья на деревьях. Было светло, удивительно светло для глубокой ночи. Я знала, что моё зрение изменится, раньше я просто видела в темноте, теперь темнота исчезла, но увидеть воочию то, о чём раньше лишь слышала, было просто потрясающе.

Кроме того, обострился мой слух. Здесь, вдали от посёлка, да ещё и ночью, это было не страшно. Я слышала шелест каждого листика по отдельности, а так же топот крошечных существ, копошащихся в траве, хотя теоретически всё это должно было быть заглушено водой, падающей с плотины, и скрипом мельничного колеса. Но не заглушалось. Я воспринимала каждый звук по отдельности, что было удивительно. И хотя звуки из посёлка сюда не долетали, я слышала сонные вздохи спящих животных на наших фермах – они были ближе. Но всё это не раздражало, скорее наоборот – успокаивало. Звуки спящей природы умиротворяли, навевали сон. Я поняла, что начинаю дремать, хотя проспала перед этим больше полусуток. Ещё какое-то время я прислушивалась к ночным звукам, пока плавное покачивание груди Фрэнка под моей головой, а так же ровный стук его сердца под ухом окончательно не усыпили меня.