Домби и сын - [29]

Такимъ образомъ, бѣдный Котелъ, по возвращепіи домой, принужденъ былъ выбирать немноголюдныя улицы и глухіе переулки, чтобы избѣжать своихъ мучителей; но все же ему никакъ нельзя было миновать главной дороги, и лишь только онъ выбрался на болыпую улицу, злосчастная судьба прямо наткнула его на цѣлую стаю ребятишекъ, которые, на этотъ разъ предводительствуемые молодымъ звѣрообразнымъ мясникомъ, уже давно искали благопріятнаго случая позабавиться на чей-нибудь счетъ. Благотворительный Точильщикъ", внезапно очутившійся посреди шайки, былъ для нея самою вожделѣнною находкой: озорники подняли оглушительный гвалтъ и со всѣхъ сторонъ бросились на несчастнаго горемыку съ самымъ неистовымъ остервенѣніемъ.

Случилось, что въ это самое время Полли, безнадежно озирясь во всѣ стороны и уже готовая поворотить на прямую дорогу, вдругъ, къ величайшему изумленію, сдѣлалась свидѣтельницею ужаснѣйшаго зрѣлища. Бѣдная мать, испустивъ пронзительный крикъ, въ мгновеніе ока передала ребенка Сусаннѣ и стремглавъ бросилась на выручку несчастнаго сына.

Бѣда, какъ извѣстно, никогда не приходитъ одна. Изумленную Сусанну Нипперь и ея двухъ питомцевъ вытащили чуть не изъ-подь самыхь колесъ проѣзжавшаго экипажа, и они еще не успѣли опомниться, какъ со всѣхь сторонъ поднялась ужасная кутерьма и раздались крики: "Бѣшеный быкъ! бѣшеный быкъ!"

День былъ базарный. Толкотня сдѣлалась непомѣрная. Толпа бѣжала взадъ и впередъ, кричала и давила другъ друга; экииажи сталкивались, оирокидывались; бѣшеный быкъ пробирался все дальше и дальше; между мальчиками завязалась остервенѣлая драка; кормилица каое мгновеніе подвергалась опасности быть истерзанной въ куски. При видѣ всѣхъ этихъ ужасовъ, Флоренса, сама не помня что дѣлаеть, закричала и опрометью побѣжала впередъ. И долго бѣжала, и громко кричала она, приглашая Сусанну слѣдовать за собой; но, наконецъ, силы совершенно измѣнили бѣдной дѣвочкѣ: она остановилась и всплесиула руками, вспомнивь, что кормилица осталась въ толпѣ. Но кто опишетъ ея изумленіе, ужасъ, когда, обернувшись назадъ, она увидѣла, что и Сусанны не было сь ней! Одна, совершенно одна!

— Сусанна! Сусанна! — кричала Флоренса, хлопая руками, какъ помѣшанная. — Ахъ, Боже мой, гдѣ они! гдѣ они!

— Какъ гдѣ они? — брюзгливымъ голосомъ прошипѣла старуха, прихрамывая и ирипрыгивая съ возможной скоростью съ противоположной стороны переулка. — Зачѣмъ же ты отъ нихъ убѣжала.

— Я испугалась, — отвѣчала Флоренса, — я и сама не знала, что дѣлаю. Я думала, что они со мной. Да гдѣ же она?…

— Пойдемь, я тебѣ ихъ покажу, — отвѣчала старуха, взявъ ее за руку.

Это была совершенно безобразная старуха, съ красными закраинами вокругъ глазъ, со ртомь, который чавкалъ и мямлилъ самъ собою, когда она переставала говорить. Она была въ самой гадкой одеждѣ, и надъ рукой ея торчали какіе-то кожаные лоскутья. По всему было видно, что она уже давно догоняла Флоренсу, потому что совершенно выбилась изь силъ, и когда остановилась перевести духъ, ея горло и желтое морщинистое лицо начали кривляться сами собою пребезобразнымъ образомъ на всѣ возможныя манеры.

Флоренсѣ сдѣлалось страшно, и она сь трепетнымъ колебаніемъ начала озираться во всѣ стороны; но мѣсто было совершенно пустое: во всемъ переулкѣ ни одной живой души, кромѣ ея ужасной старухи.

— Тебѣ нечего меня бояться, — сказала старуха, крѣпко удерживая ее за руку. — Пойдемь со мной.

— Я, я не знаю васъ. Какъ васъ зовутъ? — сіфосила Флоренса.

— Я м-съ Браунъ. Меня зовутъ доброю бабушкою.

— A онѣ недалеко отсюда? — спросила Флоренса, насильно увлекаемая впередъ.

— Сусашна близехонько, a другія почти подлѣ нея, — отвѣчала добрая бабушка.

— Никого не ушибли? — вскричала Флоренса.

— Никого: всѣ цѣлехоньки, — отвѣчала добрая бабушка.

Флоренса при этомъ извѣстіи заплакала оть радости и охотно пошла за ней, хотя по временамъ, украдкой взглядывая на ея лицо и особенно на чудодѣйственный роть, не могла надивиться страшной фигурѣ доброй бабушки, и невольно задавала себѣ вопросъ: какая же должна быть злая бабушка, если таковая существуетъ на бѣломъ свѣтѣ.

Нѣсколько времени онѣ шли по глухимъ, безлюднымъ мѣстамъ, проходя по дворамь, гдѣ выжигали кирпичи и дѣлали черепицу. Наконецъ, старуха повернула въ темный и узкій переулокъ, гдѣ грязь лежала глубокими выбоинами среди дороги. Она остановилась передъ скаредной избушкой съ трещинами и скважинами со всѣхъ сторонъ, но крѣпко-накрѣпко запертой большимъ замкомъ. Вынувъ изъ кармана ключъ, она отворила дверь, впихнула ребенка въ заднюю комнату, гдѣ въ безпорядкѣ на полу разбросаны были кучи разноцвѣтныхъ лохмотьевъ, груды костей и просѣянной пыли или пепла. Стѣны и полъ казались вычерненными сажей, и во всей комнатѣ не было никакой мебели.

У дѣвочки отъ страху отнялся языкъ, и она чуть не упала въ обморокъ.

— Что ты такъ вылупила глаза? — сказала добрая бабушка, толкая ее въ бокъ. — Не бойся, я тебя не задушу. Садись на лоскутья.

Флоренса повиновалась и съ умоляющимъ видомъ подняла кверху сложенныя руки.

— Ты мнѣ не нужна, и больше часу я не задержу тебя, — сказала старуха. — Понимаешь, чго я говорю?

Дѣвочка съ большимь затрудненіемъ выговорила: "да".