Домашняя жизнь русских царей - [6]

Вотчинный тип отражался на всех мелочах и порядках его домашней жизни и домашнего хозяйства. Это был простой деревенский, следовательно, чисто русский быт, нисколько не отличавшийся, в основных чертах, от быта крестьянского, свято сохранявший все обычаи и предания, весь строй и все начала древней русской жизни в той ее форме, какая была выработана веками для отдельного, единичного частного хозяйства и домоводства, для отдельного, независимого существования русской семьи, более или менее зажиточной и домовитой. Сквозь по-азиатски великолепные, ослеплявшие блеском и богатством декорации царственного сана виднелась до крайности простая и наивная, свойственная всему народу действительность, равнявшая в этом смысле особу государя с последним сиротой его государства, т. е. со всяким хозяином-домовладельцем из посадских слобод и крестьянских деревень, не говоря уже о помещиках и вотчинниках из служилого сословия, где тип государя-хозяина являлся основным определением жизни и всех условий быта. Иначе, впрочем, и не могло быть, ибо начала, истоки жизни были по всей Русской земле одни и те же; и там, и здесь, на севере, как и на юге, ничем существенно не различались и потому складывались в один и тот же строй и порядок, в одну и ту же форму. Спешим оговориться и напомнить, что здесь мы говорим не об общественных политических началах жизни, а только о домашних, о началах жизни единичной, а не общей; только о доме, о дворе.

Сама так называемая государственная служба, в простом смысле, представляла только вид службы вотчиннику, службы лицу, а не отвлеченному понятию Отечества или государства. Быстрое развитие вотчинного типа на московской почве втянуло в себя и древнее дружинное начало, пользовавшееся до того времени равным правом самобытности и самостоятельности. Друзья-товарищи походов очень скоро обратились в слуг, и имя слуги сделалось самой высшей наградой за службу вообще. Древнее выражение «страдать за Русскую землю» заменилось новым: «служить Государю».

Таким образом, то, что в древнее время представляло только условие частной домашней жизни, условие, не имевшее никакого особенного значения для земства, а именно – служба лицу, с развитием вотчинности, или господарства, приобретает, вместе с лицом самого господаря, общеполитическое значение. Княжедворцы, княжие слуги, вытесняют дружинников, становятся впереди, потому что впереди всей земли становится и тип вотчинника-господаря, не признававший, по существу своих стремлений, никаких других прав и преимуществ, смотревший на все с точки зрения полного самовластительного владыки и хозяина. Дружинное начало, за которое так держались древние князья-дружинники, так чествовали и берегли его, видя в нем почти единственную опору для своих отношений к народу, князь-вотчинник признает чуждой, непонятной и враждебной формой жизни и прилагает отчаянные усилия, чтобы искоренить и саму память о нем. Он чествует и бережет только верных, прямых своих слуг и вносит в уже ветхую среду славной и сильной некогда дружины имя слуги как высшую почесть. Торжество господарских идей вполне выразилось в понятиях, поступках и убеждениях грозного царя Ивана Васильевича, характер которого будет еще понятнее, если мы представим его обыкновенным вотчинником-господарем, каких и в его время, и в гораздо более позднюю эпоху было немало в Русской земле. Он не слишком понятен для нас лишь по размеру, в котором обнаружились господарские стремления, требования и поступки. Его приснопамятная челобитная к великому князю всея Руси Симеону Бекбулатовичу, в которой он именует себя Иванцом Васильевым Московским, раскрывает до очевидности господарский взгляд и на служилое сословие народа.

Этот Иванец «бьет челом, просит милости освободить его перебрать людишек бояр и дворян,, и детей боярских и дворовых людишек: чтоб иных прочь отослать, а иных оставить... освободить его выбирать и приимать изо всяких людей... Просит указать, как ему своих мелких людишек держати, просто, без крепостных записей, или велишь на них полные (кабалы) имати»,—

заключает челобитчик, выражая тем в полной мере свой господарский крепостнический взгляд на боярство.

Действительно, служба бояр и вообще сановников по существу была тем же, чем служба домовных людей. Они были обязаны служить до последней физической возможности, обязаны были каждый день с утра рано являться во дворец, челом ударить государю, и их без причины поздний приезд всегда влек за собою гнев и немилость государя. Без спроса у государя они не смели выехать из Москвы даже в ближайшие свои подгородные села и дачи, хотя бы на один только день, для гулянья или для какого дела. «Да не токмо для гулянья своего отпрашиваются,– присовокупляет Котошихин¹⁰,– но, когда прилучится им которого дни друг у друга быти в гостях, на свадьбе, или на крестинах, или на имянинах, и они отпрашиваются по такому ж обычаю». Царь Алексей Михайлович в своей шуточной челобитной к боярам, зовя их на медведя, залегшего в селе Озерецком, и прося непременно приехать на охоту, делает в шутках каждому попреки, кого чем одолжал: