Домашний уют - [8]

Шрифт
Интервал

тотального контроля, там явно без посторонней помощи мамочек и подружек не обошлось.

Ну да ладно. Это все лирика. А сейчас передо мной сидел вздыхая мой старинный дружбан и

рассказывал о нашем общем знакомом, который как я только что пересек границу профита,

так и он пересек границу… не знаю как это даже назвать.

-Наверное, смог. Ну, во всяком случае, попробовать мог бы. Понимаешь, после того как

я на них посмотрел, бля буду, но чтоб так все семейные жили. И вот что я тебе скажу. Это в

нас природа заложила. Как и почки гнилые, как и все остальное.

Сашка еще отхлебнул коньяка. Снова скривился. Видно ему давно тоже хотелось с кем-

то поговорить, только не каждому все можно сказать.

-Понимаешь, Макс, я вот уже третий год трансплантацией занимаюсь, можно сказать,

что у истоков пересадки почки в нашем городе стою. Насмотрелся много чего. И я против.

Что дано богом, так тому и быть. Если тебе отпущено столько жизни, умей ее прожить

достойно. А ведь многие этого не умеют, они всю жизнь на чьей-то шее сидят. Думаешь

просто так чик-пик и от родного-здорового откорнали одну почку, а второму родному-

больному пришили? А болтяру! Можно сказать, что пересрали жизнь здоровому и недолго

проживет больной, — выпалив эту тираду, Сашка отдышался, опять налил нам по рюмкам,

хильнул и продолжил, но уже спокойно. — Ну, если и проживет долго, то это уже не жизнь, я

тебе скажу. Каждый день на гормонах. Сам знаешь: и удовольствие не из дешевых, и то, что

они вынуждены принимать их, очень сильно иммунную систему косит. На тебя в автобусе

чхнули, вот и грипп, а грипп в пневмонию или еще во что перерос. Короче, тот, кто забрал

жизни кусок, за него платит. И платит так, что ну его нахер.

Мы сидели молча, закурили еще. На сей раз трава пошла нормально. Словно обычные

сигареты. У меня была тьма вопросов, только, видно, не стоило их задавать.

-Сашка, неужели так может думать тот, кто делает операцию?

-Так думают у нас все, Максик, все! Это кардиологам хорошо. Они не видят, как потом

видит пациент у которого сердце забрали. А я вижу! У меня из одного больного, получаются

два. А ты знаешь каково тому, кто получит эту почку. Не сейчас, не сразу, а через пару лет?

Когда, бля, совесть просыпается. А она просыпается! Еще как!

-Ладно, успокойся. Сам знаешь, свои мозги да в чужую голову не пересадишь.

-И правильно! Потому что мозги просто невозможно трансплантировать! Кстати, а вот

за это надо выпить стоя!

Мы встали. Стукнулись рюмками и выпили.

После чего Санька поставил свою, и уже заметно покачивающимся шагом пошел в

сортир. И вот вы мне не поверите. Я автоматически, словно какая-то неведомая сила двигала

моей рукой, набрал номер Андрея. Мне лично было в тот момент пофигу который час и что

он делает, но я позвонил сказать, что домой я все же не приду. Звонок оборвал я сразу, как

будто боялся, что меня начнут отчитывать как я своих питомцев, нагадивших на коврик в

ванной. Хотя, возможно, и побоялся, что меня замучает совесть. Да ну к черту. Зато вернулся

Санька с новой идеей.

-Знаешь, Макс, а давай попробуем?

-Что?

-Это!..— поднял меня за грудки, сгреб в объятия, а он, поверьте, даже по моим меркам

немаленький. — Давай попробуем!

Я вечно говорю не то, и, как обычно, ляпнул:

-Трансплантацию?

А он прижал меня сильнее и поцеловал. Еще в институте от его поцелуев девки

тащились. Теперь я понял почему. Потому как мне захотелось сейчас его обнять. Ответить на

его влажную, отнюдь не слюнявую ласку.

Вот как мы в постели оказались, не помню. Помню, что раздевали друг друга. Не знаю

как он, но я так мало кого из дам своих раздевал. Помню еще поцелуй, как его хозяйская рука

уролога пошла ласкать мой член.

И все. Больше ничего не помню. Факт тот, что на утро я проснулся голяком, замерзший

и с засохшими пятнами почти по всему телу. Нет, не по всему. Рожа была чистая. Что вы

думаете, я проверил сразу? Правильно! Туда никто не лазил... кажись... Кто этих урологов

знает.

Думаете, я был в шоке и орал как бешеный — нихрена. Саша — друг и мы с ним

столько раз спали вместе (хоть и не так откровенно вместе), что во мне ничего такого

ужасающего это не вызвало.

А может и вызвало, если бы не колющая на части головная боль. Встал, пошел в сортир

и на кухню. Коньяк-то мы весь выпили, но на утро осталось пиво. Непорядок. Достал

баклажку из холодильника и присосался. Хорошо, ох как хорошо.

Алкоголь ударил по шарам повторно. Меня повело. В итоге я еще Сашке должен новый

сервиз, в общей сложности. Грохоту было много.

Сашка выполз на шум. Не знаю, что там ему снилось, но «утренний привет» был весьма

заметен.

-Ты че?— спросил он из сортира.

-Скандалю, горшки бью. Сейчас заяву на тебя вкатаю, за изнасилование.

-Совсем тронулся? Мы ж только отдрочили... кажется.

Я засмеялся. Люблю я этого человека. Как друга люблю. Мы не будем любовниками

никогда, но мы никогда и не расстанемся. Потому что такие друзья раз и до конца жизни.

Спустя час, около полудня, когда привели себя в божеский вид, оделись, а Санек еще и

запихнул постельное в стирку, мы снова сели за стол. Чинно так. По кофейку на минералке,


Еще от автора Th. Wagner
Всего одна новогодняя ночь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.