Домашний совет - [15]

На все возможные случаи жизни и для любых погодных условий у Ирины находилась соответствующая одежда – современная, но не разлучавшая се с образом знаменитой Кармен. Если бы на город обрушился тайфун, я уверен, она бы и его встретила во всеоружии моды и вкуса.

Сейчас Ирина была в кожаной куртке с поднятым воротничком, на который ниспадали крупные цыганские серьги. Она не ждала моего звонка, но застать ее врасплох было нельзя.

– Ты пришел убеждать меня, что ни в чем не виноват? И что родственник твой – негодяй? Я верю. Но Марии Кондратьевне от этого будет не легче.

– Ты не знаешь самого главного.

– Главного? Для Марии Кондратьевны или для тебя?

– Для меня… Мама с отцом расходятся.

Она остановилась. Лучший друг человека приподнял уши.

– Куда расходятся?

– На разные этажи. Мама поднимается к Савве Георгиевичу. Насовсем.

– К Чернобаеву?! Откуда ты знаешь?

– У нас был домашний совет. Самый последний… Он принял исторические решения.

– Какие?

– Маме разрешено уйти к члену-корреспонденту. Она, отец и мы с Владиком должны думать, что ничего не изменилось, ничего особенного не произошло. Еще совет постановил, что и в этом случае должно быть соблюдено равноправие: один из нас, близнецов, поднимется вместе с мамой, а другой останется на первом этаже.

– И кто же поднимется?

– Отец сказал: «Саня, останься со мной». Я согласился.

– Не может быть!

Когда я сообщил, что мама с отцом расходятся, она этого не воскликнула.

– Почему… не может быть? Я хочу остаться с отцом.

– Права Мария Кондратьевна! – еще убежденней воскликнула она.

– В чем?

– Подмял тебя родственничек. Подмял! Ты и здесь уступил ему. Вернее, и здесь отступил!

Круглые серьги плясали по кожаному воротничку. Ирина кричала:

– Какая разница – жить на первом этаже или на четвертом? Ведь это же в одном доме!

– Мама тоже сказала, что наши семьи будут одним домом.

– Она совершенно права!

– Почему же ты… волнуешься? Если нет никакой разницы?

– Потому что ты балбес! – Впервые она назвала меня так. – Ну и балбес! Я даже не представляла себе, что ты такой страшный балбес!..

Лучшему другу человека это слово не понравилось: он внезапно напрягся, присел на задние лапы и протестующе, зло залаял на свою хозяйку.

– А тебе что? Только тебя не хватало! Ирина ударила ЛДЧ поводком. Он попался под горячую руку.

– За что… ты?

– Не вмешивайся! Это не твоя собака.

И чтобы доказать, что пудель принадлежит ей, Ирина еще и еще ударила его поводком.

Лучший друг человека умолк. Но не поджал хвост, а продолжал пружинисто опираться на задние лапы, как бы готовый к прыжку.

– Человек во гневе выражает не столько свои убеждения, сколько ощущения. В таких случаях надо переждать, – давно объяснил мне отец.

После сцены возле подъезда Ирины я стал напряженно «пережидать». Она не замечала меня, хоть я все время старался попадаться ей на глаза. Прошло полтора месяца… В школе я уже не мог увидеться с ней: десятилетняя эпопея контрольных, заданий на дом и ответов у доски завершилась. Но впереди было предэкзаменационное собеседование в университете, гае нам с ней предстояло встретиться.

Вспомнив, что фотограф однажды сказал мне: «Тебя выгодней всего брать в полупрофиль», я решил чаще поворачиваться к Ирине полупрофилем.

«Встретимся с ней как ни в чем не бывало! – думал я. – Человек во гневе не выражает своих истинных убеждений. К тому же я переждал столько дней…» Я понял, что стоит поступать на мехмат и чего-то достигать в жизни, если Ирина будет свидетельницей этого. Если она это оценит…

Я улизнул из дома рано, почти на рассвете. И один… Чтобы Владик не видел, как я подойду к Ирине, и не слышал, как скажу ей, что очень соскучился.

Долго я курсировал перед громадой университетского здания. Я не думал о собеседовании с кандидатами и доцентами. Я ждал «собеседования» с ней. Это стало главным ожиданием в моей жизни.

И вдруг я увидел Ирину и Владика. Они шли… держась за руки. Заметив меня, она панически вздрогнула и отдалилась от него на полшага. Я, не оборачиваясь, вошел в здание.

Не на всех факультетах устраивают предварительные собеседования. Но Савва Георгиевич считал, что нельзя превращать школьника в студента, не познакомившись с его кругозором.

– Разумеется, ни о каких поблажках не может быть и речи, – предупредила Владика и меня мама. – Но доброжелательное отношение вам будет обеспечено

Мама хотела, чтобы наше с Владиком поступление на один факультет содействовало объединению первого и четвертого этажей.

На мраморной лестнице, которая в привычном термине «дворец науки» делала ударение на слове «дворец», Ирина догнала меня. Близнеца рядом не было.

– Ты волнуешься? – извинительно шепнула она.

По лестнице поднимались многие искатели будущей научной судьбы и буднично-спокойные вершители судеб.

Для этого дня у Ирины нашелся элегантный, сверхскромный костюм, который вполне был бы к лицу Софье Перовской или Склодовской-Кюри. Серег не было. И лишь смоляные завитки да костяной гребень говорили о том, что и Кармен могла бы тянуться к высшему образованию.

– Ты волнуешься? – вновь прошептала Ирина.

– Нет.

Сзади, перепрыгивая через мраморные ступени, нас догнал Владик.