Домашний огонь - [63]

– Нет! – сказала Терри, когда он распахнул дверь. – Нет. Уходи.

– Я посижу здесь, – сказал он, указывая на стул рядом с туалетным столиком.

– Я говорила с нашим сыном. Он передал мне твои слова. Насчет минета. Значит, ты эксперт и знаешь тех, которые получше?

– Вот уж в чем у тебя нет оснований меня подозревать, при всех моих недостатках, – сказал он, развязывая галстук и сбрасывая ботинки.

– Я не шучу, Карамат. Вон!

Спорить бессмысленно, когда она в таком настроении.

Подумать только – сын вздумал пересказать матери эту часть разговора. Он что, понятия не имеет про законы мужского общения? Он снова спустился по лестнице, решил утешиться бутылкой до нелепости дорогого красного вина – подарком, оставленным Терри до особого случая. На первом этаже проводились формальные приемы, в цоколе Карамат укрывался от семьи, но в нынешних обстоятельствах и там, и тут ему было неуютно. Он вышел с вином во внутренний двор, но внезапно ожившие тени испугали его, вынудили присесть на корточки, укрываясь от пули – не сразу он понял, что это его охрана. В итоге он устроился на кухне, сидел на стойке и болтал ногами, как его дети, когда они были маленькими и жена уезжала по делам, а он готовил им завтрак. С тех пор кухонный стол исчез, на его месте появилась сверкающая хромом центральная стойка, где умещалось больше тарелок с сырами и канапе и рядами стаканы – прошу прощения, детки, бокалы – для шампанского. Он закатил рукава, вытащил стакан для вина. Первый индийский крикетист, завоевавший любовь англичан – Ранджитсинхджи, – всегда надежно застегивал рукава на запястьях, пряча темную кожу, и почему-то сейчас, с бокалом дорогого вина в руке, Лоун понял, как чувствовал себя знаменитый спортсмен. Он подержал глоток вина во рту, а затем напиток скользнул в горло – томно, как полагается такой драгоценности.

В дверь деликатно постучали. Вошел Суарес.

– Вы вроде бы не на дежурстве.

– Меня вызвали мои люди. Кто-то расхаживал взад-вперед у дома. Наконец Джонс спросил, чего ей надо, и она ответила, ей известно, что вы живете на этой улице, дома она не знала и подумала, если болтаться здесь достаточно долго, кто-то из охраны проявится.

Карамат насмешливо фыркнул.

– Кто это?

– Исма Паша. Сестра…

– Я знаю. Впустите ее.

– Сюда, сэр?

– Моя мать не так меня воспитывала, чтобы я посреди ночи оставлял женщину на улице. И, Суарес… там ведь только мужчины на дежурстве? Не обшаривайте ее слишком тщательно.

– Поздно, сэр. Ваша безопасность – основной приоритет.

Она вошла, прикинула на глаз размеры кухни, и Карамат почувствовал, как ему был вынесен приговор. Он наполнил вином второй бокал и подтолкнул по хромированной стойке ближе к ней.

– Спасибо, не надо, – сказала она. Хотя бы не «я не пью» – с поджатыми губами, как он ожидал. Совсем не похожа на сестру не только чертами и мастью, но и тем, как держалась, словно вполне отдавала себе отчет, что находится в присутствии мужчины, обладающего всей полнотой власти и вполне способного этой властью воспользоваться. «Вероятно, девственница», – подумал он и удивился: с каких это пор он так реагирует на девушку с покрытой головой, которая словно старалась выглядеть как можно зауряднее.

– Ради такого вина можно и в ад отправиться, – сказал он, смакуя глоток.

Она обеими руками взяла бокал, понюхала.

– Пахнет словно бензин.

На миг – будто удар в живот – он испугался, что она пригубит вино, решит, что это его условие, цена, которую необходимо уплатить, иначе ее не выслушают.

– Чего вы хотите? – спросил он, и было что-то в его тоне, заставившее Суареса сделать шаг вперед.

– Я хочу вылететь завтра утром в Карачи и чтобы в аэропорту меня не задерживали.

Он взял ее бокал и перелил вино в свой.

– Вы сделали совершенно правильное заявление для прессы. У меня сложилось впечатление, что вы разумный человек.

– Она моя сестра. Почти что дочь.

– Тем не менее она к вам прислушиваться не стала.

– А вы любите своих детей лишь тогда, когда они вас слушаются?

– Осторожнее.

Да, это не молоденькая девушка. Взрослая – и гораздо опаснее той безумицы, сидящей в пыли.

– Эймон обожает вас. А вы представили его дураком перед всем светом.

– Это его вина, не моя. Девчонка, одержимая идеей спасти брата, ни разу не проговорилась, не вызвала подозрения? И об отце тоже молчала?

Исма прислонилась к холодильнику, локтем надавила кнопку электронной панели, и два кубика льда шустро выскочили из дозатора. Она отскочила. Эта бесшумная автоматика всегда раздражала Карамата. В детстве его восхищала старенькая морозилка с дозатором льда у одного из родственников в Уэмбли, ее стоны и стуки. Исма Паша с Престон-роуд, зажиточной части Уэмбли, взяла двумя пальцами кубик льда с решетки, на которую тот упал, и на минуту превратилась в воплощение его юношеских честолюбивых планов. Конечно же, она из тех, кого можно спасти, хоть ее семья и рухнула.

– Эймон с самого начала знал о нашем отце. Я рассказала ему еще до того, как он познакомился с Аникой.

Она стояла перед ним, кубик льда таял у нее меж пальцев, некуда его деть и непонятно, зачем взяла. Такая неуклюжая, безобидная. Волк в овечьей шкуре.