Домашний очаг Амелии Грей - [3]

– Значит, после экзаменов?

– Думаю, да. Когда Жюль официально закончит школу.

Я вспомнила, как выглядела Карли после того, как познакомилась с Алексом – это было месяц назад. Когда она вошла в преподавательскую, на ее оливковых щеках горел румянец. Такого я не наблюдала с тех пор, как она порвала с Итаном. Увидев Алекса собственными глазами, я поняла Карли. Он был обалденный: высокий, с волосами цвета перца с солью, певучим ирландским акцентом и отличным чувством юмора.

Единственная проблема заключалась вот в чем: они с Карли познакомились на родительском собрании, поскольку Жюль Гаррехи, сын Алекса, учился в классе Карли. Это означало, что пока им придется быть только друзьями.

– Наверно, эта ситуация сводит тебя с ума, – предположила я.

– Да, слегка. – У Карли было озорное выражение лица. – Он совсем близко – вот так, – она соединила два пальца, так что они почти соприкасались, – и в то же время недоступен. Это мучительно. Но я все равно счастлива.

– Хорошо. Я имею в виду, хорошо, что ты счастлива. Как, по-твоему, будет реагировать Жюль?

– Кто его знает? – ответила Карли, покачав головой. – Я никогда не умела предсказывать, как поведут себя мальчики-тинейджеры. Но Алекс и мама Жюля расстались несколько лет назад, и у нее теперь другой мужчина…

– Это плюс. – Я отхлебнула кофе. – Правда, одно дело, когда твои мама или папа заводят себе кого-то, и совсем другое, если это твоя учительница.

– Верно, – согласилась Карли, покусывая губу.

– В любом случае ты правильно делаешь, что не торопишь события. А вот мне не терпится. Я просто думаю о том, как хорошо вам, ребята, будет вместе.

– Спасибо. – Широко расставленные голубые глаза Карли засияли. – Я тоже об этом думаю. Надеюсь, у нас будет шанс. Но сейчас мне, наверно, просто нужно наслаждаться временем, оставшимся до моего тридцатилетия, я молода и свободна.

– Не сыпь мне соль на раны, – засмеялась я. – Месяц – вот все, что у меня осталось! А затем я стану практически дамой средних лет.

– Разве мы не составили вместе «список последних дел», еще когда проходили курс преподавания?

– О боже, ты права. – Я улыбнулась, вспомнив, как мы гуляли с Карли в парке. Тогда казалось, что нам никогда не будет тридцать лет. – Вероятно, он где-то есть. Пожалуй, сейчас у меня последний шанс.

– Значит, несколько недель загула: боулинг, дискотека, текила и все такое?

Я засмеялась.

– Может быть, я еще поцелую полисмена на карнавале в Ноттинг-Хилле. Этот пункт есть в списке.

Чего я ожидала добиться к тридцати годам? Выйти замуж за Джека. Ставим галочку. Жить в квартире, где будет достаточно места, чтобы Декстер мог порезвиться…

– Это всего лишь цифра, – сказала Карли. – А еще предлог для вечеринки. Ты же устроишь вечеринку, не так ли?

– Да. – На самом деле я об этом еще не думала. – Я тебя извещу.

– Слушай, мне пора бежать. – Карли торопливо обняла меня на прощание и схватила со стола пенал, полный фломастеров. – Нужно переставить парты для дискуссии, которая будет у детей на первом уроке.

– Да? А какая сегодня тема? – поинтересовалась я.

На своих занятиях по социологии Карли не всегда строго придерживается программы, как хотелось бы директору, но ученики ее обожают.

– «Современным женщинам живется легче, чем их матерям». Обсуждайте.

– Да уж, – со смехом согласилась я. – Тогда были несколько отсталые взгляды.

Я подумала о своей маме Рози. В моем возрасте она была стюардессой с белокурыми волосами, уложенными волнами, всегда загорелая. Она путешествовала по всему миру. Когда мама уезжала, я жила в доме дедушки и бабушки Ники в Стритеме, и они присматривали за мной – своей темноволосой внучкой с замашками мальчишки-сорванца. Мы думали, мама еще на Бали, а она – оп! – уже в Тель-Авиве. Она звонила мне и рассказывала о своих приключениях. Иногда она брала меня с собой в длительные поездки. Работа мамы казалась легкой и гламурной. Если не считать редких визитов папы, она практически была матерью-одиночкой – выручали бабушка с дедушкой. И в любом случае, насколько я понимаю, жить одной был ее выбор.

– Это класс 9F. Гарантирую, уж у этих ребят найдутся интересные ответы.

– Удачи тебе. Расскажешь потом, что они сказали.

После ланча я заменяла Изабель Хамфриз, как делала это уже три месяца, с тех пор как она начала проходить химиотерапию. Я раздала образец экзаменационной работы, которую выбрала в то утро, чтобы ребята попрактиковались. Ученики, которые были спокойнее и тише моих, писали в молчании. Пока они работали, я проверяла накопившиеся контрольные.

Когда зазвенел звонок, возвещая об окончании школьных занятий, ученики потянулись к моему столу, чтобы сдать работы.

– Мисс Грей, – обратилась ко мне Элоиза, высокая девочка с волосами, завязанными в «лошадиный хвост»; оттенок пудры был чуть темнее ее кожи. Она понизила голос и спросила шепотом: – Мисс, это правда, что миссис Хамфриз умирает?

Вокруг моего стола собралась толпа, ожидавшая ответа.

– Она не очень хорошо себя чувствует, но сейчас проходит курс самого лучшего лечения. Давайте все скрестим пальцы, чтобы у нее все было хорошо.

– Значит, она умирает, – заключил Роб, подтолкнув Элоизу в бок, и потупился. – Она не вернется, не так ли? Но она же нам обещала, мисс. Она сказала, что поможет нам подготовиться к экзаменам.