Домашний арест - [118]

Иногда мне кажется, что она испытывает какой-то специфический кайф, изводя меня до чертиков.

Кэсси сжала губы, кивнула и закрыла глаза. Уже через пару минут ее лицо расслабилось, дыхание выровнялось. Я стал потихоньку выползать из кровати.

Проснуться утром со стояком и трущейся об него Кэссииной попкой… — нет уж, избавьте. Это неприемлемо.

— Не уходи… — прошептала она. — Пожалуйста. Мне так плохо без тебя.

И я сдался: скинул шорты и забрался под одеяло. Кэсси подкатилась ко мне уютным клубком.

— Спокойно ночи, милая.

— И тебе, любимый.

МОЛОТОК! МОЛОТОК! Я опустил глаза. Спит! Да что ж такое! Почему опять во сне?

Я досчитал до десяти, пытаясь унять эмоции. Черт знает что! Чем еще на нее повлиять? Как заставить сказать?

Мучаясь этими невеселыми мыслями, я незаметно уснул.

Проснулся я от тихих всхлипов. Вот дерьмо! Опять плачет. Кэсси лежала ко мне спиной, дрожа от еле сдерживаемых рыданий.

— Эй, солнышко, опять кошмар? — я проморгался, аккуратно перевернул ее, заглянув в мокрые от слез глаза.

— Нет, — икнула она, не прекращая кусать уже заалевшие губы. — Это не кошмар.

Она тряхнула головой, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Это был хороший сон, — ее голос снова надломился.

— Тогда почему ты плачешь? — в изумлении спросил я.

— Потому что проснулась, — она застонала и, обвив руками мою шею, прижалась ко мне. Снова зарыдала.

— Все в порядке, Кэсси. Дыши глубже… — проговорил я, стараясь следовать собственному же совету, чтобы унять не в кассу посетившую меня эрекцию. Вот же гадство!

— Это было настолько реально, — плакала Кэсси. — Я так хотела, чтобы это было на самом деле.

— Расскажи мне, — потребовал я. — Может, станет легче?

— Мы были… ты ия… — она затихла, отстранившись, взглянула на меня полными слез глазами. Долго и пристально смотрела. Слезы постепенно стали высыхать.

Отчаяние в ее взгляде уступало место чему-то другому. Только вот чему?

Решительности?

— Ну и? — спросил я наконец, хотя был практически уверен, что, если она продолжит рассказывать, будет только хуже — для нашего с моим младшеньким обета воздержания.

— Алан…

— Скажи мне, Кэсси, — уже практически умолял я, ненавидя себя за губительное любопытство.

Вместо ответа она крепче обняла меня за шею и лихорадочно прижалась своими губами к моим. Это не было обыкновенной прихотью. Я чувствовал в ее поцелуе не просто каприз неудовлетворенности — это была острая, на грани боли потребность. Я ответил мгновенно, но быстро отстранился, почувствовав, что Кэсси прижимается к моему многострадальному паху своим.

Я совпадал с собой и так осторожно, как только мог, взяв за плечи, отодвинул ее подальше.

— Нет, Кэсси, — твердо произнес я, хотя все мое тело буквально вопило: «Да! Давай, Кэсси!»

Она опустила руки, признав поражение, и странные, отчаянные слезы новым потоком стали заливать ее лицо. Я покачал головой, обозначая свой отказ. И тут… в ее глазах вспыхнула какая-то нереальная ярость. Клянусь, я забыл, как дышать. Казалось, сейчас я моргну, а когда открою глаза, то меня уже в преисподней будут жарить черти на огромной сковороде, потому что Кэсси безмолвно и совершенно недвусмысленно посылала меня к дьяволу.

— Да, Алан! Да! — прорычала она и неожиданно весьма сильно и (чего уж там!) больно пихнула меня в грудь.

Я охнул и свалился на спину. Кэсси моментально оказалась сверху. Волосы в беспорядке, горящие глаза, румяные щеки. Ох, она и правда в ярости.

— Кэсси! — я опять было начал нудеть.

— Заткнись, на хрен!!! — взвизгнула она, снова набросившись на мой рот.

Если в ее первом поцелуе была уговаривающая потребность, то в этом… Ни черта подобного… Это были жесткие, неистовые движения губ. Кэсси буквально вгрызалась в мой рот, то всасывая, то сильно потирая языком. Ее задница ерзала по моему каменному члену, ладони скользили от живота дальше вверх. Я сжал зубы, чтобы не застонать под ее натиском.

— Прекрати это дерьмо. Картер, — процедила она, испепеляя меня глазами.

Мы схлестнулись взглядами. Ее "да" и мое "нет". Я уже собирался аккуратно ссадить ее с себя, когда Кэсси больно ущипнула меня за сосок.

Я опять охнул, с шумом втянув в себя воздух. И скорее от неожиданности, чем от боли.

Кэсси дьявольски захихикала и снова впечаталась в мой приоткрытый на выдохе рот. Ее язык прорвался внутрь, как враг в завоеванный город. Я чувствовал, что даже во время поцелуя она улыбалась той же демонической ухмылкой. Ее руки прекратили гладить меня. Теперь она щипала, царапала ногтями, растирала докрасна мою и без того пылающую кожу.

Я пытался сжать губы, увильнуть от ее языка, но все тщетно. В нее, видимо, вселился демон недотраха, сделав хрупкую, нежную, слабую Кэсси одержимой львицей, которая наконец настигла добычу. А я овечка, ну то есть овец. Я гребаный овец.

— Ты же хочешь, малыш… — хрипела она, оторвавшись от моего искусанного рта и снова заерзав.

Я просто не мог применить силу и скинуть ее с себя, но и выбрасывать белый флаг не собирался. И я решил схитрить.

— Я не буду с тобой спать, — процедил я упрямо, расслабленно заложив руки за голову.

Она дернулась, словно я отвесил ей пощечину. И лишь на миг в ее глазах промелькнула боль.