Домашние задания - [3]

Линде перебил ее:

— Прошу тебя, Соня, Америка и все эти теории весьма интересны, но, пожалуйста, вернись к моему вопросу.

Линде понятия не имел, о чем, в сущности, говорила Соня. Через десять минут должен был начаться длинный выходной, и Линде хотелось подвести итог урока и дать домашнее задание.

Соня нервно скривила губы и замолчала. Линде наклонил голову и вновь комически наморщил лоб. Он часто пользовался этим приемом.

— Ну так что, Соня?

— Ладно, — ответила она, не поднимая глаз, — тогда скажу совсем просто. Если такие люди, как Оливер и его родители, прицепляют к своей машине германский флаг и на каждого, кто им не нравится, смотрят так, словно больше всего на свете хотели бы его расстрелять, а о своей стране, которую они якобы сильно любят, могут сказать лишь, что она красива и опрятна, что она хорошо трудится, и на всякий случай упомянут Гете и Шиллера — если такие люди ведут себя во Франции или еще где-нибудь так, словно никакого Освенцима никогда и не было, а там есть хотя бы один человек, который в глаза не видел своих дедушку и бабушку из-за того, что их, возможно, убили дедушка и бабушка Оливера, то такие люди, как Оливер и его родители, по своей воле выбрали себе родню, которая, к большому счастью, сейчас несет ответственность, хотя это смешно звучит, ведь они живут в одной из самых богатых стран мира, где люди раз в два-три года покупают новую машину и остаются такими же глупыми и жестокими, как им хочется, а вовсе не сидят за решеткой.

— Знаешь, кто ты такая? — Оливер перегнулся над столом в сторону Сони, и лицо у него налилось кровью. — Ты отвратительная левая шавка, а я никакой не нацист, но, по мне, пусть бы они уничтожили твоих предков в газовых печах, тогда нам сегодня не пришлось бы выслушивать это дерьмо собачье!

— Ну что ты, Олли!.. — Линде явно растерялся.

— Она хочет упрятать меня в тюрьму!

Линде переводил взгляд с одного на другого, не зная, что ему делать, пока у него не вырвалось:

— Что за бред? В моем классе никто никому не смеет желать погибнуть в душегубке! Это возмутительно! В жизни еще такого не слышал! — Для вящей убедительности подняв обе руки вверх, он повторил: — Это просто возмутительно! И поэтому ты немедленно выйдешь из класса! Мы с тобой позже поговорим! В любом случае это не останется для тебя без последствий!

На несколько секунд в классе воцарилась тишина. Гневный взгляд Линде не отрывался от Оливера, Оливер уставился в пол, а ученики сидели с растерянным видом. Потом Оливер поднялся, и весь класс следил, как он с каменным лицом засовывал тетради и книги в сумку, застегнул «молнию» на спортивной куртке и твердым шагом проследовал к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся к классу:

— Я считаю это несправедливым, господин Линде. Ведь я сказал так только потому, что она утверждала, будто мои дедушка и бабушка — убийцы. Она первая заговорила в таком тоне. Вот я и ответил ей соответственно. Но всерьез я так не думаю.

— Я очень на это надеюсь, Олли. И тем не менее нам с тобой придется очень серьезно об этом побеседовать.

— Ясно.

— Оливер!

Линде резко обернулся. Соня! Только бы опять не началась ссора. Но прежде, чем он успел открыть рот, она спросила:

— Кто были твои дедушка с бабушкой?

Оливер несколько секунд молча смотрел на Соню. Потом сказал:

— Мой дед был рядовым солдатом и погиб в России, а бабушке пришлось одной поднимать четверых детей. — Помолчав, он добавил с горечью: — Причем младший брат моего отца умер от голода. — И, не дожидаясь ответа, толкнул дверь и вышел в коридор.

Дверь захлопнулась, и ученики, за исключением Сони, которая сидела неподвижно, уставившись в одну точку, поглядели на Линде. Он поджал губы, почесал подбородок, опустил глаза в пол, прошелся туда-сюда, поднял глаза, молча покачал головой, скрестил руки на груди и, наконец, обратился к классу:

— Запомните все: слова, которые сказал Олли, — самое гадкое, что мне когда-либо приходилось слышать в классе, им нет оправдания. И мне бы очень хотелось, чтобы каждый из вас, общаясь с Олли, объяснил ему, что такое поведение недопустимо ни при каких обстоятельствах. — Линде глубоко вздохнул и покачал головой. — Я действительно потрясен.

Ученики согласно кивнули в ответ. Лукас, очень способный музыкант, отстававший по всем предметам и весьма опасавшийся за свой аттестат зрелости, сказал вслух, но так тихо, словно говорил сам с собой:

— А ведь казалось, что проблемы прошлого уже позади.

Линде не обратил на него внимания. Он еще немного постоял, потом подошел к своему столу, тяжело опустился на стул, сложил руки на столешнице и слегка наклонился вперед. Его взгляд упал на Соню. Помедлив, он сказал:

— Тем не менее нам придется признать, что рассказ Олли о его дедушке с бабушкой показывает, как сложна эта тема.

— Что в ней сложного? — резко спросила Соня. — Во время войны солдаты погибают и все люди страдают от голода. Наверное, главное в том, почему вообще начинаются войны.

Линде облизнул высохшие губы.

— Но вряд ли ты можешь отказать людям в праве на личные страдания?

— Отказать не могу. — Соня поковыряла в ухе шариковой ручкой. — Но я рада, что нацистам пришлось туго.