Домашние задания - [4]

По классу прокатился смешок, все были довольны, что атмосфера разрядилась. Тереза, лучшая ученица класса, щелкнув пальцами, попросила слова. Линде кивнул.

— Знаешь, Соня, чего ты не хочешь понять: что мы все конечно же против нацистов. Даже Оливер нес такую чепуху просто для того, чтобы тебя спровоцировать. Надо уметь правильно анализировать. У тебя все просто: там — злые, тут — добрые. Но так не годится, это слишком примитивно. Если мы действительно хотим что-то понять, то должны постараться взглянуть на дело со всех сторон. А одна сторона заключается в том — и ты можешь сколько угодно утверждать, будто думаешь иначе, — что немцы даже нашего поколения, то есть люди, действительно не имеющие никакого отношения к фашизму, вынуждены мириться с тем, что большая часть человечества считает их в первую очередь представителями народа, уничтожившего шесть миллионов евреев.

— А еще цыган, гомосексуалистов и калек, — заметила Дженнифер и покачала головой с таким выражением, какое бывает у тренера футбольной команды, заметившего, что его подопечные в который уж раз повторяют одну и ту же ошибку.

— Однако… — вновь заговорила Соня, разглядывая кончик шариковой ручки, — с самого начала курса я наблюдаю, как рассматривается только одна сторона, а именно: немцы — несчастные, несправедливо обвиненные люди. И все же если вы перестанете непрерывно повторять, что вы никакие не нацисты, то, может, вам даже и поверят.

Линде наморщил лоб: «Это еще что такое?» — и незаметно бросил взгляд на часы.

Тереза возразила:

— Ты ведешь себя так, словно время нацистов может вновь вернуться. Но ведь это полный бред.

Соня обернулась к Терезе:

— Уж не потому ли, что люди делают выводы после поражения и таким образом становятся умнее и добрее?

«Ну это уже чистое словоблудие», — подумал Линде. До конца урока оставалось совсем мало времени, да еще надо было дать задание на дом, поэтому он сказал:

— Погодите-ка!

Тереза и Соня подняли на него глаза. Линде улыбнулся:

— Наша дискуссия весьма интересна, но, к сожалению, заходит слишком далеко. Несмотря на выходку Олли, я хотел бы вас попросить в оставшиеся пять минут еще раз обдумать нашу тему и обсудить вопрос, какое влияние Третий рейх продолжает оказывать на вашу теперешнюю жизнь.

Однако после всех треволнений и в предвкушении свободных дней внимание класса отвлеклось. Никто из учеников не откликнулся на предложение Линде. Многие, взглянув на часы, начали рассовывать книги и тетради по сумкам или включили мобильники. Тереза качала головой, пока Дженнифер нашептывала ей что-то. Соня опять ковыряла шариковой ручкой в ухе.

— Ну… — Линде крепко сжал губы. Пожалуй, тут уж ничего не поделаешь. И все-таки ему не хотелось заканчивать урок с таким неприятным чувством. Словно он сам виноват в выходке Олли. И потом еще будут говорить, что все это случилось только потому, что он не умеет справиться с классом. А ведь на самом деле: кто спровоцировал весь этот конфликт до таких размеров? — Ну ладно, — сказал он, — вам не терпится начать отдыхать, и, честно говоря, мне тоже. И все же после столь громкого скандала я был бы очень рад услышать вывод — желательно примиряющий. — Он переводил взгляд с одного ученика на другого, а потом вдруг, будто повинуясь внезапному порыву, обратился к Соне: — И поскольку ты, Соня, так горячо участвовала в дискуссии, мне бы очень хотелось предоставить слово именно тебе.

Соня, все еще ковырявшая шариковой ручкой в ухе, удивленно вытаращила глаза. Линде дружески ей улыбнулся и сделал приглашающий жест:

— Прошу.

Не спуская глаз с Линде, Соня вынула шариковую ручку из уха и положила ее на стол.

— Что вы имеете в виду под словом «примиряющий»?

— То, как это слово объясняет словарь Дудена. — Улыбка Линде стала еще дружелюбнее. Он вовсе не собирался делать Соню главной героиней скандала, но все же в некотором смысле это был ее звездный час, решил он, и поэтому ученики должны запомнить его.

— Ага. — Соня опустила глаза, и на какой-то миг показалось, что она решила промолчать. — Я знаю, что означает слово «примиряющий», но что именно вы хотите сейчас услышать от меня, не знаю. Однако на ваш главный вопрос — какое влияние оказывает нацистское время на нашу сегодняшнюю жизнь — я могу ответить, — конечно, так, как я чувствую.

— Прошу! — сказал Линде, причем спросил самого себя, может, стоило бы все же закончить урок кратко, без лишних слов?

— Кое-кому из вас известно, я хочу стать кинорежиссером.

За несколькими столами прозвучали вздохи или хихиканье. Кто-то прошипел: «Соня, лучше помолчи в тряпочку!», — а другой голос добавил: «Некоторые любят поглупее».

Руки Сони вцепились в сиденье стула, а глаза уставились в столешницу.

— И чем больше я об этом думаю, тем чаще замечаю, что у меня сегодня нет прежних учителей-немцев. И друзей, и людей, с которыми я, вероятно, могла бы работать и которые не смогли родиться, потому что их родители либо были убиты, либо эмигрировали. Все, что меня интересует — фильмы, книги, музыка и люди, которые всем этим занимаются, — после нацистов превратилось в Германии в мусор.

— Да что ты такое говоришь, Соня! — Вот уж такой теории, ставящей все с ног на голову, Линде никак не ожидал. Что за мысли в голове у этой девочки! — Все же у тебя нет оснований для таких заявлений. Я хочу напомнить, что и после сорок пятого существует немецкое кино. Начиная от Фассбиндера и Вендерса и вплоть до новых молодых режиссеров, которые в последние годы произвели фурор своими восхитительными комедиями.