Дом, забытый временем - [31]

Снова он ощутил в ней напряжение. Снова ее щеки зарделись. Однако речь девушки звучала вежливо, и тон ничуть не выдавал в ней уроженку резервации. Берк расслабился: похоже, Леа оказалась куда культурней, чем он думал.

Мэллори был сама учтивость: предложил гостье лично показать каждый уголок своего роскошного офиса и объяснил каждый аспект своей работы на посту. Он даже настоял на том, чтобы показать ей свою личную библиотеку. Берк удивился и в то же время испытал облегчение, когда Леа любезно согласилась.

Пока они не вернулись из прилегающей комнаты, Берк коротко переговорил с Линдквистом. Во время остальной части импровизированной экскурсии мэр как будто о чем-то задумался, а когда обход мэрии завершился, Леа задержалась немного и горячо поблагодарила главу администрации за то, что тот уделил ей и Берку время. Затем они вышли на улицу.

Берк отвез ее на виллу, где они поужинали в прохладе патио с видом на Средиземное море. В этой части земного шара уже наступила ночь, и небо вовсю искрилось звездами. Леа ела с отстраненным видом, однако Берк этого почти не заметил, он думал лишь о многообещающем взгляде ее синих глаз — скоро ей предстояло сдержать свое слово. Берк свою часть сделки выполнил; пришла пора Леа выполнить свою.

В Олд-Йорке, когда они вернулись через телепорт, наступили сумерки, а когда достигли Садов Афродиты, на город опустилась ночь. Берк, покинув салон такси следом за Леа, велел водителю не ждать. Леа же холодным тоном отдала противоположный приказ, пожелала Берку доброй ночи и пошла к дому.

Какое-то время Берк стоял пораженный. Затем, опомнившись, устремился за ней и перехватил на пороге.

— Ты же обещала, — сказал он. — Ты говорила…

— Я просто сказала, что если сегодня будет тепло, то я оставлю дверь приоткрытой, — она плотнее обернула свою милую шейку боа за две тысячи кредитов. — Но сегодня холодно, ты сам наверняка заметил!

Пришлось признать: ночь и правда стояла холодная. Поразительно холодная для Олд-Йорка.

— Ну хорошо, — напряженно произнес Берк. — Я тоже умею так играть: завтра же с утра сдам тебя.

Леа рассмеялась ему прямо в лицо. Ее глаз он не видел — небо затянуло тучами, — но чувствовал, что взгляд ее полон отвращения.

— Сдашь меня и утратишь свой драгоценный престиж? Тебе такое и во сне не снилось! Ты не вынесешь того, как станут говорить о тебе люди. Не сможешь…

— Какая разница, что станут говорить люди? До конца света осталось меньше двух недель. — Он умолк, поразившись собственным словам. И правда, какая разница? Прежде он этого не сознавал, потому что не мог заглянуть в будущее достаточно далеко, разве что как спаситель цивилизации. — И даже если кто станет что-то говорить обо мне, я просто вычеркну его из списка попутчиков. Я и тебя из него вычеркну.

И снова она расхохоталась ему в лицо.

— Дурак! Ничтожный дурак! Да ты посмешище для всего Олд-Йорка. Думаешь, хоть кто-то верит в твое идиотское пророчество? Думаешь, я в него верю? По-твоему, я стала твоей любовницей, потому что надеялась на спасение? Ты бы никого не смог спасти, Антон Берк, даже себя самого. Я согласилась с твоим планом лишь потому, что была голодна и устала жить в грязи. А главное — я знала: дав мне то, в чем я нуждалась, забрать это ты побоишься!

Она уже отворачивалась от него, когда перед мысленным взором у Берка встал длинный и пустой коридор одинокой ночи — он тянулся в бесконечность, и Берк кинулся к ногам Леа, словно испуганный темнотой мальчик, цепляющийся за юбку матери.

— Прошу, не прогоняй меня, — взмолился он. — Ну пожалуйста!

Садист в ней был тронут, но мазохист испытывал омерзение. Высвободив ногу, Леа приложила палец к кнопке дактило-замка. Дверь хлопнула. Наступила полная тишина.

Какое-то время Берк лежал неподвижно, потом встал и слепо побрел к такси. Бесшумно вращая лопастями, машина поднялась в низкое небо. И там, высоко над улицами и их огнями, над смехом, вином, женщинами и песнями Берк заплакал.

Такси высадило его на крыше Вельд-билдинг, и Берк, спустившись в свое логово, прошел в бар. Налил себе в высокий стакан бренди и выпил его залпом. Налил еще. Подумал мельком: где-то сейчас жена? Наверное, с любовником. Или работает на базе «Вельда»? Ну и ладно; еще меньше заботила Берка личная жизнь супруги, которую он почти не знал.

Он выпил бренди, налил себе еще, ощутил, как внутри разливается приятное тепло. Коридор ночи больше не казался ему таким уж пустым.

— Нет пророка в своем отечестве, — пробормотал он себе под нос. Обдумал эти слова и произнес их громче: — Нет пророка в своем отечестве. — А следом: — Вверх, корабль, взлетай!

И выпил третий стакан.

В комнату вошла робот-служанка и сделала книксен.

— Вызывали, сэр?

Берк запустил в нее пустым стаканом.

— Пошла вон!

Он промахнулся, и стакан разбился о стену. Робот снова сделал книксен.

— Простите сэр, — сказала служанка, послушно пятясь из комнаты.

Берк не стал заморачиваться с новым стаканом и приложился к горлышку. Время помчалось, точно девица, подхватившая юбки: мимо проносились часы и свистели минуты. Глубоко погрузившись в туман опьянения, Берк отыскал там истину и вцепился в нее. А ведь Леа Волькер — его собственность! Знает она об этом или нет, примет она это или нет — но он ею обладает. И пол-диван, на котором она возлежит, и окно времени, в которое пялится, кровать, в которой спит, вещи, которые носит, кондиционированный воздух, которым дышит, — все это принадлежит ему. Она всецело принадлежит Берку, как тот же «Девкалион», как тот же космопорт. Собственность — одушевленная ли, нет, — не может дать мужику от ворот поворот. Напротив, мужик волен распоряжаться ею, как ему заблагорассудится.