Дом за вашим небом - [3]

— Что ж, — говорит гость, — не желаешь давать ключи мне, отдай ей.

И являет Матфею другое лицо.

Ее лицо. Ныне она часть посланника, а прежде — взрастила способность чувствовать в первой из струн, коими мы создавали священника. Начальным ее воплощением был лес симбионтов — гибких серебристых существ, что шелестели ее пурпурной листвой, напевали ее мысли, рассеивали споры ее эмоций… Исполненная покоя, она вела бесконечные беседы с Матфеем. Любящая, ласковая, с серебряным голосом… Ее улыбки, молчание или неодобрение пробуждали младенческое сознание.

— Все хорошо, Матфей, — говорит она, — ты молодец. Дыхание шевелит пунцовую листву ее лица, кроткая улыбка источает пьянящий, тягучий аромат.

— Мы создали тебя как ориентир, путевую станцию… Но теперь ты мост в новый мир. Идем с нами. Идем домой.

Матфей подается вперед. Как же ее не хватало, как хочется рассказать обо всем: о хранилище, о маленькой девочке!.. Уж она знает, что делать, — или, пока она будет слушать, священник догадается сам.

Его системы исследуют и анализируют каждый бит информации, проверяют подлинность, сличают стиль, вычленяют древние матрицы ее возможных воплощений в прошлом. Все блоки, ответственные за верификацию и контроль кодов доступа, подтверждают достоверность…

И все же что-то в нем сопротивляется.

Вы бы сказали: Матфей смотрит ей в глаза и понимает, что обманут.

Он отдергивает руку.

Но поздно: слишком долго он любовался ее пурпурной листвой. Посланник уже взломал его защиты.

Взрываются протосферные бомбы, чистильщики Небытия, пагубного для Сущего. Некоторые попугаи оказались предателями: по высокоскоростному обходному каналу посланник успел соблазнить их обещаниями власти и новой жизни. Они раскрыли секреты входа. Токсичные снаряды запущены; их цель — вывести из строя сознание каждого обитателя дома. Частицы Матфея разрознены, наполняются ядом и разлетаются по всему его оперативному пространству. Попугаев уничтожают системные ошибки — Осы.

Дом объят пламенем. Стол перевернут; на полу осколки чайных чашек.

В руках посланника Матфей сжимается до размеров тряпичной куклы. Гость опускает его в карман.

Частичка священника, еще свободная, уносит в себе ключи от дома, мчится сквозь невероятный лабиринт остатков разорванных соединений. Без ключей победа пришедшего не будет полной.

То, что осталось от Матфея, мечется под хваткой преследователя, сопротивляется изо всех сил. Крупица сознания ныряет в еще открытый выход, несется по спасительной цепи, рассыпающейся на ходу, уносит ключи. Укрывается в хранилище, в плюшевом медвежонке маленькой девочки.

Софи встает между родителями.

— Детка, — говорит мама надломленным от страха голосом, пытается подняться, — иди к себе.

Кровь на ее губах, на полу.

— Мамочка, можешь взять мишку, — предлагает Софи.

И поворачивается к отцу. Вздрагивает, но глаза не закрывает.

Посланник подносит куклу-Матфея к лицу.

— Пора сдаваться, — произносит он. Матфей чувствует его дыхание. — Ну же, скажи, где ключи. Тогда я отправлюсь в Новый Мир. И оставлю тебя и эти примитивные поделки, — он кивает в сторону хранилища, — в покое. Иначе…

Священник дрожит. Господь Всемогущий, на то ли воля Твоя? Матфей не воин. Он не допустит гибели обитателей дома и хранилища. Лучше рабство. Не таков Джеффри.

Пока священник собирается с духом, Селевкиды врываются в основное оперативное пространство хижины. Кровожадный народ. Заключенные на целую вечность в своем мире, дом Матфея они не забыли. Вооруженная до зубов и готовая к схватке армада.

И Джеффри — их союзник.

Теперь он полководец Селевкидов. Ему известны все углы и щели в доме, а также то, что посланника не одолеть мемами[11] или бесконечными циклами,[12] не уничтожить логическими бомбами.[13] За миллиард лет тот значительно улучшил арсенал программного оружия общего назначения.

Тактика Селевкидов — в физическом воплощении. За пределами дома, вдали от виртуальной темницы, они строят гарнизон, строят по странным законам, неизвестным посланнику. А затем протосферными подобиями алмазных резаков вспарывают память дома.

Множатся пространственные прорехи — как если бы домик на склоне горы был нарисован на холсте, из которого теперь вытягивают нити.

Посланник упорствует — разрастается, распределяет себя по всей хижине, уклоняется от лезвий. Его преследуют попугаи-разведчики, которые отслеживают каждую частичку, докладывают о расположении врага. Жужжат резаки, множатся яркие вспышки там, где теряют устойчивость и коллапсируют сущностные гиперсостояния…[14] Все гибнет: посланник, попугаи, Селевкиды… Их первичные данные, а также копии уничтожены.

Осколки грубой материи разлетаются прочь, как обрывки бумаги, теряются в запутанном лабиринте протосферы, враждебной всему живому.

Это конечный рубеж для миллионов душ из хранилища. Временная шкала каждой — от рождения до смерти — свернулась, повисла в многомерном пространстве: законченная, преданная забвению.

Кровь клокочет в горле Софи, густая, соленая. Наполняет рот. Тьма.

— Крошка. — Голос у отца злой, резкий. — Не делай так больше! Слышишь? Не смей вставать между мной и мамой! Открой глаза! Ну?! Открой глаза, маленькая дрянь!