Павел сник. Ему казалось совсем безвыходным положение.
Но если он не будет желать этих денег? Быть может, они не будут и появляться? Того, что есть, хватит на первые дни. Можно будет устроиться на работу и зарабатывать деньги честным трудом, а карты навсегда забыть: они же такое зло, как и деньги.
Эта мысль немного успокоила Павла. И хотя на работу ему так и не удалось устроиться, он твердо решил жить по-другому.
* * *
За полгода человек в черном ни разу Павлу больше не являлся. Но ровно в назначенный срок он снова встретился ему в темной глухой подворотне. Павел не испугался его. Он был готов к этой встрече.
Человек в черном улыбнулся, и Павел увидел, как загорелись в темноте его глаза.
«Глаза хищника», — подумалось Павлу.
— Ну что, мой друг вполне насладился жизнью? Уж чего-чего, а денег у тебя, как я и обещал, было предостаточно.
— Спасибо, милый друг. Действительно, столько денег, сколько прошло через мою мошну, не имел, наверное, даже сам Крез. Чего же ты хочешь?
— Я? Скромно: по договору. Ты, помнится, взамен обещал мне свою душу.
— Ах, душу! Наверное и так, — не стал препираться с ним Павел.
— Тогда отдай же ее мне, отдай! — протянул свои когтистые руки к Павлу человек в черном, и Павел почувствовал, как нечто начинают вытягивать из него.
Павел повернул голову и увидел, что внизу, всего в метре от него, лежит, распластавшись, его физическое тело.
Получается, он теперь совсем не он? А он есть то, чего так жаждет человек в черном?
Павел испугался, и ему захотелось обратно, в свою земную оболочку. Он увидел, что с нею окончательно еще не разорвана связь, что от него еще тянется вниз, к его плоти, серебряная нить, и что через нее он еще ощущает себя целым и неразделимым. Но кто-то упорно хочет её разорвать, какие-то темные силы тянут его со всех сторон во тьму, в страшную бездонную пропасть без всякого просвета, и нет возможности вернуться, и нить становится все тоньше и тоньше, пока, наконец, совсем не обрывается…
«Ну что ж, — подумал Павел, — это был мой сознательный выбор и раскаиваться я теперь не вправе…»
А вокруг него уже вихрем кружились какие-то тени. Они торжествовали, Павел чувствовал это по вибрации, странным и необычным звукам, режущим слух. И торжество их было кошмарным.
Но Павел не зря провел эти полгода. Он подготовил себя и к более ужасному. Он знал, чем он теперь будет жить. Он будет жить тем, что успел сделать за те короткие полгода, прошедшие с того момента, когда он впервые встретил человека в черном.
А тьма все уплотнялась, и тени все пуще неистовствовали: шипели, жужжали и вскрикивали в восторге, увлекая за собой Павла.
Но вдруг где-то в вышине над ним заструился яркий голубой свет и прорезал сгустившуюся тьму, осветив Павла.
Тени шарахнулись в стороны, заметались в страхе, не смея вторгнуться в зону света и будто о преграду разбиваясь об нее.
Враз перед мысленным взором Павла стали проноситься образы его прошлого, отчетливо и ясно представляясь, и Павел обрадовано понял, что поступил правильно в эти последние полгода.
Да, он продолжал извлекать из кармана те злополучные купюры, однако ни разу ими не воспользовался. Он запретил жене покупать ему обновку, он ограничил себя в еде и довольствовался малым. Он всё отдавал жене, дочери, родственникам и знакомым, и даже нищим на тротуаре. Он не оставил себе ни гроша, значит, его выбор оказался верным, и Павел безбоязненно поднял глаза навстречу льющемуся сверху свету и увидел прекрасный голубой небосвод с маленькими лиловыми и розово-красными облачками. Он поднимался туда, он чувствовал, что другие силы уже не разрываю его на части, всё вдруг наполнилось неведомым доселе ощущением легкости и неописуемого счастья. Павел оставил все свои сожаления и полностью подчинился увлекающему его потоку…
Когда Николай вошел в полосу леса, на горизонте уже поднималась заря, но небо еще только светлело кое-где на востоке. Подступающие прямо к шоссе разлапистые ели и седые клены будто поглощали зарождающийся на их верхушках свет и не давали дороге открыться во всей своей перспективе. Один за другим в отсвете фар его машины то слева, то справа мелькали вспыхивающие и тут же гаснущие стволы деревьев, какие-то указатели или столбы линии электропередач, тянущейся вдоль трассы.
Это частое мельтешение действовало на Николая усыпляющее, и даже неразборчивая музыка, потрескивающая в динамиках, из-за слабого приема не могла отогнать дрему.
Он думал о чем-то и одновременно ни о чем, но чувствовал, что сильно измотался и наверняка, приехав домой и приняв душ, завалится спать без задних ног. Ехать оставалось недолго, часа два, поэтому не было смысла останавливаться в пути и отсыпаться. Он был уверен, что выдержит и не отключится раньше времени.
Он ехал по лесу уже более пятнадцати минут. Сплошная стена хвои несколько раз менялась то редколесьем, то болотом, густо заросшем камышом и аиром, но потом деревья снова смыкались в беспросветные ряды и снова начиналось мельтешение.
Когда лес стал редеть и сквозь стволы кленов и осин начал неторопливо продираться рассвет, поднимая с земли серую дымку тумана, на Николая сразу повеяло холодом, и он побольше приоткрыл печную заслонку, чтобы согреться.
