Дом вампира и другие сочинения - [36]

В ящике оказалась большая стопка рукописей. Эрнест на секунду замер и глубоко вздохнул, чтобы немного успокоиться. Потом его дрожащие пальцы начали нервно перелистывать страницы. И вот — наконец — взгляд упал на толстую рукопись, на первой странице которой было написано: «Леонсия. Роман».

Итак, все это правда — его сны; признание, которое Реджинальд сделал Этель. И дом, который так гостеприимно распахнул перед Эрнестом двери, оказался домом вампира!

Наконец, любопытство пересилило негодование, и он начал читать. Сначала буквы плясали перед глазами — так дрожали его руки. Однако постепенно он немного успокоился, и буквы стали складываться в слова. Эрнест ощутил радость и потрясение. Это была настоящая литература. Его литература! Он по-прежнему блестящий поэт. Он снова глубоко вздохнул. Сердце переполнилось гордостью. Вся эта история, записанная чужой рукой, каждая ее глава, была порождением его разума и вдохновения.

В романе были некоторые незначительные отличия от первоначального замысла. Искусная рука внесла некоторые штрихи, и, тем не менее, это было его произведение. Оно не принадлежало этому вору.

Кровь прилила к щекам, когда он произнес это слово; в отношении Реджинальда оно казалось почти кощунственным.

Эрнест дошел почти до последней главы, когда услыхал шаги в прихожей. Он торопливо вернул рукопись на место, запер ящик и на цыпочках вышел из комнаты.

Это был Реджинальд. Но он вернулся не один. Он с кем-то разговаривал. Голос показался Эрнесту знакомым, но слов было не разобрать. Он напряженно прислушивался и… — возможно ли это? Джек? Он не мог так быстро приехать в ответ на письмо Эрнеста. Тогда что привело его сюда? И о чем он так долго говорит с Реджинальдом; почему не спешит увидеть друга? Эрнест осторожно придвинулся поближе к двери. Теперь он расслышал слова Джека:

— Это было бы очень удобно и приятно. Однако, мне кажется, что с моей стороны было бы нехорошо претендовать на его место в этой квартире.

— Пусть это тебя не беспокоит, — спокойно ответил Реджинальд. — Мальчик сам выразил желание покинуть меня через пару недель. Думаю, он отправится в какой-нибудь санаторий. У него совсем расшатаны нервы.

— Это неудивительно после того ужасного срыва, когда вы читали свою пьесу.

— С тех пор мысль о пьесе превратилась у него в манию.

— Мне очень жаль его. Я так любил Эрнеста: возможно, даже слишком сильно. Но я всегда опасался, что он может прийти к такому концу. В последнее время из его писем было видно, что он стал крайне неуравновешенным.

— Ты сам увидишь, что он очень изменился. По сути, он уже не тот, что был раньше.

— Да, — согласился Джек, — он уже не тот Эрнест, которого я любил.

Эрнест прислонился к стене. Его лицо исказилось, словно от острой боли. Каждое услышанное слово впивалось, словно игла. Бледный и трепещущий, распятый на кресте собственных чувств рукой человека, которого любил, он чувствовал себя совершенно опустошенным. К глазам подступили слезы, но он не смог даже заплакать.

Он прокрался в свою комнату, бросился на постель и так лежал, несчастный и одинокий.

XXVIII

Ужасным было одиночество; но еще невыносимей оказалась бы для него теперь встреча с Джеком. И, в конце концов, это было правдой; между ними действительно разверзлась пропасть.

Лишь Этель могла бы принести утешение измученной душе, заполнить образовавшуюся в сердце пустоту. Он тянулся к ней, как сластолюбец стремится к наслаждению, или как уставший от невыносимых страданий человек призывает смерть.

Он бесшумно прокрался к двери, стараясь не привлекать внимания беседующих, каждое слово которых будто кинжалом пронзало его сердце. Когда он добрался до дома Этель, оказалось, что она вышла прогуляться. Слуга провел его в гостиную, он сел и стал ждать, ждать, ждать…

Эрнест вновь и вновь мысленно возвращался к услышанному разговору, и в нем росло убеждение, что его друг Джек не виноват в таком повороте событий. Очевидно, Реджинальд подчинил душу юноши своему демоническому влиянию и наметил его в качестве очередной жертвы. Этого нельзя допустить! Он, Эрнест, должен его спасти. Он предупредит друга об опасности, которая ему угрожает, даже если ему придется выставить себя безумцем; ведь Реджинальд с нечеловеческой изобретательностью уже внушил Джеку мысль, что заблуждения Эрнеста переросли в манию, и любая попытка предостеречь лишь подтвердит эту теорию. Он должен самостоятельно разобраться с Реджинальдом, этим похитителем душ, как бы это ни было опасно. Сегодня ночью он не будет спать. И если Реджинальд проникнет в его комнату, если Эрнест ощутит его зловещее присутствие, он должен будет объясниться с ним; если надо — прибегнуть к угрозам, чтобы спасти друга.

Эрнест полностью утвердился в этом намерении, когда радостный вскрик прервал его размышления — Этель вернулась с прогулки. Но ее радость сменилась беспокойством, когда она увидела, как он бледен и взволнован. Юноша рассказал ей о событиях дня — от находки своего романа в столе Реджинальда до разговора, который он невольно подслушал. Эрнест заметил, что к концу его рассказа лицо женщины прояснилось.