Дом вампира и другие сочинения - [34]

— Мне пора уходить. Может, ты пойдешь со мной? Мне страшно оставлять тебя здесь.

— Нет, дорогая, — возразил он. — Я не покину поле боя. Я должен разрешить загадку этого человека; и если он действительно тот, кем мы его считаем, я попытаюсь вернуть себе то, что он у меня похитил. Я имею в виду свой ненаписанный роман.

— Не пытайся бороться с ним в открытую. Ты не справишься с ним.

— Я буду начеку. За последние несколько часов я пережил такое, что наполнило мою жизнь смыслом; и я не намерен безрассудно рисковать. Тем не менее, если наши подозрения небеспочвеины, я не могу уйти, не разрешив свои сомнения; не могу оставить здесь лучшую часть самого себя.

— Что ты собираешься делать?

— Моя пьеса — а теперь я твердо уверен, что она моя… — увы, ее мне уже не вернуть; она потеряна безвозвратно. Он прочел ее своим знакомым и подготовил к изданию. И как бы мы ни были убеждены в том, что Реджинальд обладает таинственной силой, никто нам не поверит. Нас просто объявят сумасшедшими. Возможно, мы действительно безумны.

— Нет, мы не сумасшедшие. Но с твоей стороны действительно безумство оставаться здесь.

— Я не останусь ни минутой дольше, чем это необходимо. За неделю я добуду решающее доказательство его вины или невиновности.

— Каким образом?

— Его письменный стол…

— О!

— Да, я надеюсь найти там какие-то записи, какой-то намек, доказательство…

— Это опасная игра.

— Но и ставка для меня велика.

— Жаль, что я не могу остаться здесь, с тобой, — вздохнула Этель. — У тебя есть кто-то, какой-нибудь друг, кому ты мог бы довериться в столь деликатном деле?

— Ну, пожалуй, Джек.

Тень пробежала по ее лицу.

— Мне кажется, ты любишь его больше, чем меня.

— Глупости, — решительно возразил Эрнест. — Он мой друг, а ты — неизмеримо большее.

— Вы так же близки, как и прежде?

— Не совсем. В последнее время словно какая-то невидимая преграда возникла между нами. Но он придет, если я его позову. Джек не оставит меня в беде.

— Когда он сможет приехать?

— Через два-три дня.

— А пока будь осторожен. И, кстати, запирай дверь на ночь.

— Я не только буду запирать дверь, я буду ее подпирать изнутри. Короче, я приложу все силы, чтобы разгадать эту загадку, не подвергая себя ненужному риску.

— Ладно, я пойду. Поцелуй меня на прощание.

— Проводить тебя до такси?

— Не стоит.

У двери она повернулась к нему.

— Пиши мне каждый день или звони по телефону.

Эрнест расправил плечи, словно стремясь доказать ей свою силу. Однако когда дверь за ней закрылась, мужество на какой-то момент покинуло его. Если он не стыдился проявлять свою слабость даже перед любимой женщиной, то кто знает, что сможет придать ему силы, когда он один, в доме, где в каждом углу прячутся страшные тайны?!

Сердце Этель тоже терзали дурные предчувствия, когда она покидала дом Реджинальда, оставляя юношу одного — беспомощная жертва неведомой силы, появляющейся в разных обличьях, создающей и низвергающей императоров, пророков и поэтов.

Когда она садилась в такси, перед нею, словно видение, встало лицо Реджинальда Кларка. Оно казалось очень бледным, искаженным голодом. В его лице не было ни следа доброты — лишь угроза и презрительная усмешка.

XXVI

Целый час Эрнест метался по комнате, крайне взволнованный откровениями Этель. Ему потребовалось все самообладание, чтобы суметь написать несколько строчек Джеку: «Ты мне нужен. Приезжай».

Вручив письмо консьержу, Эрнест немного успокоился и обрел способность оценивать ситуацию если не хладнокровно, то, по крайней мере, с некоторой долей здравого смысла. Самым странным было то, что он не мог заставить себя ненавидеть Реджинальда, в чьем пагубном влиянии на свою жизнь теперь совершенно уверился. Перед ним был еще один поверженный идол; однако — словно лик полуразрушенной статуи древнего бога в пустыне — он и сейчас сохранял невероятную притягательность.

Повинуясь внутреннему импульсу, Эрнест стал пересматривать фотографии, и его вновь поразил строгий, благородный облик хозяина и друга. Нет — это совершенно нелепо; этот человек не может нести в себе зло. В его лице нет ни следа греха или злобы; это лицо пророка или вдохновенного безумца, поэта. И все же, когда он внимательно рассматривал фотографии, странные изменения происходили с лицом Реджинальда: в углах рта пролегли жесткие складки, а в глазах появилась ехидная усмешка удачливого вора. Однако Эрнест не испугался. Прежние опасения обрели конкретную форму, и отныне он будет начеку. Наиболее опасны именно невидимые, неопределенные и непонятные страхи, таящиеся в ночной темноте, которые доводят чувствительные натуры до грани безумия и превращают мужественных воинов в трусов.

Эрнест понимал, что изучение бумаг Реджинальда придется отложить до утра, поскольку было уже около одиннадцати, и он ожидал в любой момент услышать звук шагов. Он тщательно запер дверь и придвинул к ней стул. Чтобы дополнительно подстраховаться, Эрнест привязал ручку двери к изысканной китайской вазе (подарок Реджинальда), так что при малейшей попытке проникнуть в комнату она бы с грохотом разбилась.

Потом он лег в постель, хотя и полагал, что не сможет сомкнуть глаз всю ночь. Однако, как только голова коснулась подушки, веки налились свинцовой тяжестью. Все волнения и тревоги этого дня оказались слишком утомительны для него. Эрнест привычно накрылся одеялом с головой и заснул.