Дом в Вечерних песках - [9]

– Что ж, бывает, – заметил мистер Таунсенд, уже теряя интерес к разговору. – Но, как сказано в Священном Писании, все образуется. Белла, ты идешь?

– Ой, вы только посмотрите! – воскликнула та, пропустив мимо ушей его слова. – Снег сыплет.

Гидеон поднял воротник пальто и с тревогой огляделся.

– Что ж, ладно, – произнес он. – Ничего не поделаешь. Приду завтра утром.

– Послушайте. – Белла нетвердым шагом подступила к нему и стиснула его руку. – Милый, вы не переживайте. Он попросту забыл. Старина Нелли преисполнен высоких идей, а самостоятельно и одеться-то не способен по утрам. Беспомощен, как только что вылупившийся цыпленок. Утром встретитесь с дядей, и все будет хорошо.

– Да, – с сомнением промолвил Гидеон. – Да, конечно, вы правы.

– Не пропадете, нет? А то вы что-то совсем приуныли. Вам есть куда пойти? Я бы к себе пригласила, только у меня всего-то одна кровать и ведро. Даже руки не вытянешь.

– Зато ноги вполне можно раздвинуть, – вставил мистер Таунсенд; он уже совсем помрачнел. – Если ты не забыла, как это делается.

Гидеон приосанился и, овладев собой, на мгновение приподнял шляпу.

– Вы очень добры, мадам. И вы, сэр. Переночую где-нибудь, а утром вернусь, как вы советуете. Это не беда. Не смею вас больше задерживать, а то и впрямь снег сыплет. Спокойной ночи, господа.

С этими словами Гидеон откланялся и вновь направился к Шафтсбери-авеню. Поначалу шел быстро, всем своим видом изображая легкость и целеустремленность. Но вскоре стала сказываться усталость, он упал духом, размышляя о своих неприятных обстоятельствах. Первым делом возникал вопрос, где скоротать ночь. Дядя на прожитье выделял ему скудное содержание, и эта неожиданная поездка из Кембриджа в Лондон, в сущности, была ему не по карману. Купив билет на поезд в вагоне третьего класса, он остался без пенни за душой: ему нечем было бы заплатить за кров даже в самой дешевой непотребной ночлежке.

Будь у него с дядей более близкие отношения, он мог бы сослаться на отсутствие денег, но, отвечая на его письмо, он о том даже не упомянул, а лишь в чинных выражениях сообщил, что готов исполнить свой долг. Он пришел в крайнее волнение, писал Гидеон, узнав о том, что у его преподобия возникли затруднения, но безумно рад, что дядя оказал ему доверие. Он прибудет первым же поездом и искренне надеется быть полезным.

В этом Гидеон не кривил душой, но он не был до конца откровенен. Стремление приехать в Лондон было продиктовано не одним лишь чувством долга. Бесспорно, Гидеон был рад повидать дядю, но, читая его письмо, он представлял себе другой образ. Гидеон ни в коей мере не был уверен, что ему удастся снова встретиться с ней – по сути, он не знал, где она, как живет, – но это не мешало ему дать волю своей фантазии. Тогда он сразу вспомнил про нее, и с тех пор, пожалуй, только она одна и занимала все его мысли.

Теперь, рассудил Гидеон, пора бы поломать голову над решением более практических вопросов. При всех его упованиях он не думал дальше того, как доберется до дома дяди. Плана как такового он не составил и теперь, в изнеможении плетясь по холоду, бранил себя за собственную глупость. В Кембридже, если ночь выдавалась не очень морозная, можно было на какой-нибудь тихой улочке перелезть через стену и расположиться на ночлег в одном из обустроенных лодочных сараев или в оранжерее, принадлежащей кому-то из преподавателей. Но это был Лондон, огромный чужой город, и Гидеон понятия не имел, где можно найти прибежище на его незнакомых улицах.

Ему приходилось терпеть не только холод. Он одеревенел от усталости и стер ноги, путешествуя почти целый день, а, когда переходил, кажется, Олд-Комптон-стрит, ему еще и напомнили, что он чертовски голоден. Последний раз он ел едва теплый пирог с хрящами в одиннадцать утра, в трактире на железнодорожном вокзале, а в Сохо двадцати шагов не пройдешь, чтобы не увидеть постоялый двор или харчевню того или иного рода. Гидеон по возможности держался подальше от витрин и вывесок, но толпы кишели зазывалами, которые с пугающей энергичностью боролись между собой за клиентов. Один такой тип в костюме ведущего циркового представления силком подтащил его к входу в свое заведение и не отпускал, пока не перечислил все блюда меню.

– А когда управитесь с камбалой, сэр, к вашим услугам будут увеселения на любой вкус. Взгляните на тех девочек и скажите, что у вас не разыгрался аппетит. У такого-то славного воспитанного молодого человека? Будьте уверены, такому красавчику, как вы, сэр, пара устриц уж обязательно сами прыгнут в рот.

Гидеон высвободился от него и заковылял прочь, машинально сворачивая на Шафтсбери-авеню. Он твердо вознамерился найти здесь какой-нибудь кров, пусть даже под ворохом мешковин на извозчичьем дворе. Гидеон осмотрелся, ища глухую подворотню, и его внимание привлек узкий переулок, который он и не заметил бы, если б вход в него не венчала на удивление нарядная арка с вмонтированной в каменную кладку табличкой. Гидеон остановился, прочел надпись:

ЦЕРКОВЬ СВЯТОЙ АННЫ

ЮЖНЫЙ ВХОД

Улочка не была освещена и имела неровное мощеное покрытие. Пробираясь по ней осторожно, на ощупь, он в конце концов дошел до неширокого дворика, притулившегося под громоздкой боковиной церкви. Здесь не было светлее, но через какое-то время Гидеон сумел различить в темноте непритязательное крыльцо. По крайней мере, оно было крытое и огороженное с трех сторон. Гидеон отважился взойти на него и, обнаружив там несколько сухих пятачков, заключил, что ночлег получше он вряд ли найдет.