Дом в Тополином Лесу - [6]

– Кстати, пьём мы тоже медленнее, чем вы, – заметил Феликс, едва заметно улыбаясь.

Ли поднял голову.

– Благодарю за известие, – съязвил он, потирая виски, а потом спросил: – Ты когда‐нибудь думал о том, почему у нас тогда ничего не вышло? В чём мы ошиблись?

Прошло уже почти два года с того дня, когда братья попытались раз и навсегда уничтожить Договор. План провалился, а их самих наказали и строго-настрого запретили впредь повторять подобное. Людские замыслы – ничто против воли Теней, особенно если замыслы эти созрели в столь юных и неокрепших умах, как у Ли с Феликсом. Так сказал сам господин Смерть. В левом ухе Ли и по сей день звучал мрачный, вкрадчивый голос хозяина его брата. Он отчётливо помнил каждое слово.

Договор был бессрочным, и разорвать его было невозможно. Его условия были такими:

Тополиный Дом навсегда разделяется на две части – восточную и западную.

В восточной будут жить Феликс, его отец и господин Смерть. В западной – Ли, его мать и госпожа Память.

Отец и мать до конца своих дней не смогут повидаться.

Феликс никогда не увидится с матерью, а Ли – с отцом.

Близнецы могут встречаться, но только за пределами дома.

Таков был Договор, нерушимый до скончания века. В этом братья уже убедились на собственном горьком опыте. Однако порой Ли думал о том, нет ли какого‐нибудь другого, пока не опробованного ими способа уничтожить это самое соглашение.

– Ты особо себя не обнадёживай, – предостерёг его Феликс. – Больше всего хлопот нам доставляют пациенты, которые продолжают надеяться, когда уже не стоило бы.

Ли задумчиво слушал его и жевал огурец.

– Надеяться нужно всегда. Так мама говорит, – наконец сказал он.

– Потому что мама живёт с госпожой Память, а та куда добрее. Но даже если бы госпожа Память и разрешила нам встретиться, господин Смерть точно запретил бы. Он своих решений не меняет.

– Как бы мне хотелось, чтобы мы жили в другом городе, – признался Ли. – Поговаривают, что в Чаттануге господин Смерть добрее. Его помощник даже даёт умирающим конфетки, чтобы их путь в загробный мир был слаще.

Феликс усмехнулся:

– Не понимаю, как сладости могут облегчить прощание с жизнью.

Ли заметил, что мистер Харви перестал прибираться на стойке. Он застыл, не сводя глаз с братьев. Феликсу это вряд ли было известно, но Ли знал наверняка, что обыватели вечно подозрительно на тебя косятся, когда говоришь о Смерти и Памяти так, словно они настоящие люди, заключающие самые настоящие договоры.

– Ладно, пойдём, – сказал Ли и положил несколько банкнот на стойку.

– Но тут ведь ещё осталось…

Ли забрал последние два огурца с тарелки, завернул их в носовой платок и спрятал в карман пальто.

– А теперь пойдём, а то все лучшие места у костра займут.

Феликс со вздохом последовал за братом. Ли обернулся только один раз – когда за близнецами захлопнулась стеклянная дверь в кафе. Мистер Харви уже не смотрел им вслед, но Ли поймал новый взгляд – взгляд Эйсы. Тот улыбнулся ему своей жуткой, кривой улыбкой. А потом поднёс два пальца к глазам и указал на Ли, словно говоря: «Я слежу за тобой, малыш».

Ли содрогнулся. В голову закралось подозрение, что, даже если бы Уипплы и Викери не были заклятыми врагами, он вряд ли смог бы подружиться с Эйсой Уипплом.

4 Феликс

Мэйн-стрит была вся окутана мраком. Фонари, как ни странно, не горели, и уголки, которые Феликс, как ему думалось, успел изучить и запомнить за предыдущие годы, потонули в темноте и теперь казались совсем незнакомыми.

– Почему фонари не светят? – спросил он.

– Из-за недавней грозы, – напомнил Ли. – Мощный разряд молнии попал в какой‐то электрический щит, и с тех пор тут нет света. Щит ещё не успели починить. Жутковато здесь, конечно…

– Как вовремя это случилось.

– Да не говори… – согласился Ли, силясь унять дрожь.

Вдалеке вспыхнул свет. Вспыхнул он где‐то в Физерстон-парке – именно там каждый год на Хеллоуин разжигали праздничный костёр. Братья пошли на этот огонёк. Феликс приобнял Ли за плечи. Он и не думал дразнить брата за трусость, потому что знал, что, если бы не провёл всю жизнь под одной крышей с господином Смерть, тоже бы не на шутку перепугался.

Феликс хорошо понимал, почему его сверстники боятся тёмных улиц. Понимал, почему от историй об оборотнях и маньяках, загубивших немало жизней, по коже у многих пробегали мурашки. Он прекрасно понимал все эти страхи – но ни разу их не испытывал.

При этом он вовсе не считал себя храбрее Ли и других мальчишек его возраста. Он не боялся призраков, крови и темноты просто потому, что знал, кого действительно стоит опасаться – господина Смерть, Тени, которой он служил. Этот страх был таким сильным и неотступным, что временами Феликсу казалось, что он попросту вытеснил все остальные, привычные страхи и занял их место.

– Смотри, куда идёшь!

Феликс так глубоко погрузился в свои мысли, что и сам не заметил, как наступил на блестящую девичью туфельку.

– Прости, тут очень плохо видно, – сказал Ли, оттаскивая Феликса от девочки, которая была наряжена в ангела и так мрачно смотрела на братьев сквозь свой сверкающий макияж, что казалось, будто даже нимб из мишуры и тот оскорблён их выходкой. Пространство освещалось пламенем яркого костра, и на самом деле Феликс всё прекрасно видел, но девочка шла со стороны незрячего глаза, и он её не заметил.