Дом в Порубежье - [2]

И вот однажды, теплым вечерком, мы с приятелем прибыли в Крейгхтен. Предыдущей ночью мы высадились в Ардрахане и заночевали в комнатах, снятых в почтовом отделении, а утром в добрый час отправились в путь, цепляясь за сиденья экипажа местной работы.

На путешествие ушел целый день, худшей дороги невозможно представить, в конце концов мы устали, и хорошее расположение духа оставило нас. Однако, прежде чем можно было подумать о еде и об отдыхе, пришлось сперва поставить палатку и укрыть в ней свои пожитки. Поэтому мы приступили к работе, и с помощью возницы справились с нею, устроившись на небольшом клочке земли возле реки.

Выгрузив свои вещи, мы отпустили возницу, он поспешно отправился восвояси, чтобы вернуться за нами через двадцать дней. Провизии должно было хватить на все это время, воду нетрудно брать из ручья. В топливе мы не нуждались, поскольку среди прочего прихватили масляную печурку, однако погода оставалась ясной и теплой.

Расположиться в палатке предложил Тоннисон. Он посчитал, что, устроившись на постой в одном из коттеджей, мы будем вынуждены разделить помещение с многочисленным и здоровым ирландским семейством, обитающим в одном углу его и находящимся у противоположной стены свиным стойлом; тем временем гнездящиеся под крышей птицы будут беспристрастно и обильно наделять нас обоих своими дарами, а печь наполнит все помещение столь густым торфяным дымом, что снаружи и голову в дверь не просунешь.

Тоннисон разжег свою печурку и уже укладывал ломти бекона на сковороду, поэтому, взяв чайник, я направился к реке за водой. По пути мне пришлось миновать целую группу местных жителей, глазевших на нас спокойно и невозмутимо, впрочем, никто из них не обмолвился даже словом.

Возвращаясь назад с полным чайником, я подошел к ним и, поздоровавшись дружелюбным поклоном, на который они ответили подобным же образом, начал расспрашивать их о рыбной ловле, но они молчали, качали головами и глядели на меня. Я повторил свой вопрос, обращаясь к рослому верзиле, оказавшемуся рядом со мной, и вновь не получил никакого ответа, потом он повернулся к сотоварищу и торопливо произнес нечто на непонятном мне языке, немедленно вся толпа разразилась какой-то тарабарщиной… через какие-то мгновения я догадался, что разговаривают они по-ирландски. Все то и дело поглядывали на меня. Так они переговаривались, должно быть, с минуту, а потом человек, к которому я обращался, повернулся ко мне лицом и что-то проговорил. По выражению его лица я догадался, что он в свой черед что-то спрашивал у меня; теперь головой покачивать пришлось мне самому, знаками давая понять, что не могу ответить; так мы стояли, переглядываясь друг с другом, пока я не услышал голос Тоннисона, торопившего меня с чайником. Слегка поклонившись, я с улыбкой оставил стоявших, те, также улыбаясь, начали кланяться мне в ответ, хотя на лицах заметно было недоумение. Очевидно, решил я, возвращаясь в палатку, что обитатели этих затерявшихся в глуши хижин не могли связать даже пары слов по-английски; когда я рассказал обо всем Тоннисону, он заметил, что знал об этом, более того, подобное неведение нередко в здешних краях, где человек зачастую проводит всю свою жизнь в уединенной деревне, ни разу не вступив в контакт с внешним миром.

— Нам следовало попросить возницу все растолковать этим людям, — заметил я, приступая к трапезе. — Их явно интересует, зачем мы явились сюда.

Тоннисон утвердительно буркнул что-то в ответ, а потом надолго умолк.

Позже, удовлетворив голод, мы завели разговор о планах на завтра и, перекурив, опустили полог шатра, чтобы приготовиться ко сну.

— Надеюсь, они ничего не стащат? — заметил я, пока мы заворачивались в одеяла.

Тоннисон отвечал, что на это можно надеяться, лишь если мы будем держаться неподалеку, и добавил, что все вещи, кроме самой палатки, придется спрятать в большом сундуке, в котором привезли с собой провизию. Я согласился с этим, и вскоре мы оба уснули.

На следующее утро мы встали пораньше и отправились поплавать в реке, потом оделись и позавтракали. Пока мы доставали рыболовные снасти и готовили их, съеденная пища успела улечься в наших желудках, и, упрятав вещи внутри шатра, мы отправились вдоль ручья — туда, где мой приятель побывал во время предыдущего визита.

Целый день мы блаженствовали за ловлей и медленно передвигались вверх по течению — к вечеру оказалось, что подобного улова мне не приводилось видеть уже давно. Возвращаясь в деревню, мы хорошенько перебрали добычу и, отделив для себя несколько самых лучших рыбин, прочие вручили местным жителям, из почтительного удаления наблюдавшим за нашими деяниями. Они были благодарны сверх меры и, — как следовало предположить, — обрушили на наши головы целую гору ирландских благословений.

Так мы провели несколько дней, посвятив их великолепному спорту, а волчий аппетит помогал нам разделываться с нашей добычей. Приятно было видеть, что селяне благосклонно относятся к нам: наши пожитки ни разу не обнаружили следов непрошеного вторжения.

В Крейгхтен мы прибыли во вторник, и в следующее воскресенье сделали великое открытие. Все предыдущие дни мы ходили вверх по течению ручья, но в тот день отложили свои рыболовные снасти и, прихватив провизию для долгой прогулки, отправились в противоположную сторону. День выдался теплым, мы шагали неторопливо, и около полудня остановились перекусить на огромной плоской скале возле берега реки. Вволю посидев и покурив, мы продолжили путь, лишь когда безделье нам наконец надоело.