Дом в лазурном море - [92]

Его слова были встречены молчанием.

– Так я и думал. – Линус положил руку на папку с финальным отчетом. – Моя рекомендация остается в силе. Приют должен продолжать работу. Ради благополучия детей. И вашего благополучия. Вы можете меня уволить. Но я больше не стану молчать. Изменения начинаются с нескольких голосов. Я стану одним из этих голосов, потому что они меня научили. И я знаю, что я не один.

– Ах, – сказал Чарльз. – Вот и оно. Разочарование. Такое острое. Такое глубокое.

Линус покачал головой:

– Вы признались, что у вас есть личный интерес к ситуации на острове. Тогда я решил, что вы тревожитесь об опасности, которую могут представлять обитатели приюта. Но сейчас я вижу другое. Вы ожидаете услышать только то, что хотите. Остальное для вас «разочарование». Ничем не могу помочь. Позвольте заверить, что ваши способы управлять этим миром не оправдали себя. Надеюсь, вы однажды сумеете увидеть мир таким, какой он есть на самом деле.

Он вызывающе посмотрел на Чарльза:

– Мир меняется, мистер Вернер, и, я уверен, меняется к лучшему. Я изменился. Мне нет дела до того, что вы планировали увидеть в руинах, оставленных вами на острове. Я знаю, какими они стали. Я видел сердце каждого из этих детей. В их сердцах живет любовь, несмотря на все перенесенные ими страдания, от вашей руки или от рук других.

Линус перевел дыхание. Он слегка запыхался, но голова оставалась ясной.

– Полагаю, достаточно, мистер Бейкер, – холодно проговорил Чарльз. – Мы получили четкое представление о вашей позиции. Вы были правы: в вашем отчете все сказано.

Линусу стало холодно, хотя он сильно вспотел. Вся воинственность из него ушла, и он чувствовал себя измученным.

– Я просто…

– Довольно, – сказала женщина. – Мы рассмотрим вашу рекомендацию и примем окончательное решение в ближайшие недели. Теперь уходите, мистер Бейкер.

Линус взял свой портфель. Внутри портфеля стукнула рамка с фотографией. Бросив последний взгляд на Чрезвычайно Высоких Руководителей, он развернулся к ним спиной и пошел прочь.

Мисс Бубльгум ждала у двери. И смотрела на него удивленными глазами, приоткрыв рот.

– Что? – нервно спросил Линус.

– Н-ничего. Вы говорили очень… громко.

– Иногда приходится, чтобы слова пробились сквозь толстые черепа.

– Вау… – прошептала она. – Мне нужно позвонить… ну, не важно, кому мне нужно позвонить. Сами найдете выход?

Она поспешила к своей будке и исчезла за дверью. Линус медленно пошел к выходу. Проходя мимо будки, он слышал взволнованный голос мисс Бубльгум, однако слов разобрать не мог.

Линус подумывал уйти. Просто выйти и поехать домой.

И все же вернулся на рабочее место.

Встревоженный гул стих, едва он вошел в зал. Коллеги уставились на него во все глаза.

Не обращая ни на кого внимания, Линус шел к седьмому столу в ряду «Л». Он даже не извинился, когда случайно толкнул что-то бедром. Чувствуя на себе взгляды десятков человек, он продолжал идти, высоко держа голову. После пережитого его ничуть не волновало, что думают коллеги.

Подойдя к своему столу, он сел и открыл портфель. Достал фотографию и поставил возле монитора.

Никто не сказал ни слова.

Мисс Дженкинс стояла у входа в свой кабинет, хмуро глядя в сторону Линуса. Гантер яростно строчил что-то в блокноте.

Да подавитесь вы своими минусами! Линус взял верхнюю папку и приступил к работе.

19

Три недели спустя ничего не изменилось.

Линус видел во снах море и остров с белым песчаным пляжем. Цветущий сад и рощу, где пряталась маленькая избушка. Обгоревшую дверь погреба и мелодии того дня, когда умерла музыка. Смех Люси. Бормотание Талии на гномьем языке. Померанского шпица в своих руках. Горку пуговиц и виверну по имени Теодор. Как Чонси, стоя перед зеркалом, приподнимает фуражку со словами: «Добро пожаловать, сэр, добро пожаловать». Как крылья Фи сверкают на солнце. Как Зоя в своей машине мчит по песчаной дороге и белые волосы развеваются за ее спиной.

И конечно, Артура. Горящий огонь, распахнутые оранжево-золотые крылья. Тихую улыбку, знакомый наклон головы.

Такие яркие сны.

С каждым утром становилось все труднее и труднее вытаскивать себя из постели. Постоянно шел дождь. Небо всегда было свинцово-серым. Линус чувствовал себя бумагой, хрупкой и тонкой. Он одевался. Ехал на автобусе до работы. Сидел за своим столом, обрабатывая отчет за отчетом. На обед ел вялый салат. Снова работал. Ехал на автобусе домой. Сидел в кресле, слушая, как поет Бобби Дарин о том, что где-то за морем его кто-то ждет.

Он размышлял о своей жизни. И удивлялся, как можно было прежде считать ее совершенно удовлетворительной.

Все его мысли были окрашены лазурью.

Каждый день, приходя в контору, он касался пальцами фотографии на своем столе. Никто больше не требовал ее убрать. Даже мисс Дженкинс ни разу не подошла, и, хотя Линус получал один штрафной балл за другим (Гантер радостно строчил в блокноте), сама она не сказала ему ни слова. Фактически все его игнорировали. Линуса это устраивало. Он подозревал, что к сложившейся ситуации некоторое отношение имела мисс Бубльгум.

У Линуса появилась цель. Он внимательно изучал свои прежние отчеты. Многое из того, что он раньше писал, заставляло его болезненно морщиться. Но он не отступал. «Перемены, – напоминал себе Линус, – начинаются с нескольких голосов». Возможно, из этого ничего не выйдет, но попробовать стоило. Он собирался как минимум выяснить судьбу некоторых детей, узнать, где они сейчас. И позаботиться о том, чтобы они не остались забытыми.