Дом, в котором… Том 1. Курильщик - [57]

– Так это ты – верный человек? – обрадовался Кузнечик.

– Ясное дело, я. Кстати, если тебя тоже запрут, можешь на меня рассчитывать. Я многим помогаю по-всякому. Записки передаю, даже неразрешенных посетителей иногда по ночам провожу. Ну и всякие другие мелочи.

– Как это сестры тебя еще не убили? – удивился Кузнечик.

Рыжая махнула рукой:

– Они меня не трогают. Боятся.

Смерть хихикнул, глядя на девочку с привычным восхищением.

– Если ее наказывают, я сразу заболеваю. А мне болеть нельзя, я от этого и умереть могу. Меня нельзя расстраивать. Вообще.

– Ничего не могут мне сделать, – подтвердила Рыжая. – Смерть – ихний любимчик, они с ним носятся прямо как не знаю с чем. А я – его лучший друг. Поэтому меня не трогают.

Только теперь Кузнечик понял, почему в палате такой бедлам, почему Рыжая спокойно приглашает сюда гостей и почему никто не заходит проверить, чем они занимаются. Замечания и запреты сестер не имели здесь власти. Оказывается, быть «не жильцом» очень даже выгодно, подумал Кузнечик.

Он просидел в гостях весь вечер. На ужин они ели апельсины. Переиграли во все игры, которые хранились в коробках под кроватью у Смерти, а перед тем как разойтись по палатам, затеяли бой на подушках и перевернули клетку с попугаем. Перья покалеченной подушки, покружившись в воздухе, опустились на пол, уже усеянный фишками, карточками и нарисованными деньгами. Кузнечику было хорошо. Ему понравились и Рыжая, и Смерть, хотя Рыжая чересчур любила командовать, а Смерть слишком уж во всем ее слушался. Вернувшись в свою пустую и темную палату, Кузнечик сразу лег спать. Этот вечер стал вторым счастливым вечером в Могильнике. Одно было плохо. Где-то взаперти сидел одинокий Волк.

Утром сестра была подчеркнуто холодна.

– Весь вечер бесился, как дикарь. В чужой палате, – выговаривала она, заталкивая Кузнечику в рот ложку с кашей. – Ни режима, ни ужина. Видела я, что вы там сотворили. Настоящий свинарник. Фу!

Кузнечик жевал и думал, что Рыжую никто не кормит с рук и что Смерть, конечно, тоже ест сам, но, может быть, с ними делают что-то другое, еще более противное. Сестра ворчала и хмурилась, а потом вдруг застыла с ложкой в руке:

– Кто же тебя водил в туалет? Или ты не ходил? Так и терпел весь вечер?

– Я ходил, – удивился Кузнечик. – Мне Рыжая помогла.

Ложка упала на одеяло, а сестра Агата воздела руки к потолку и издала очень странный звук. Кузнечик с интересом наблюдал за ней.

– Тебе! Большому мальчику! Девочка помогала в таком деле! Какой позор! И ты так спокойно об этом говоришь?

Лось вошел очень вовремя, чтобы услышать про ужас и позор.

– Что случилось? – спросил он.

Сестра сделалась еще злее:

– Ни капли стыда у этих детей нет. Хуже животных!

Кузнечик хмуро смотрел на размазавшуюся по одеялу кашу.

– Чего вы кричите? Как будто вы мне не помогаете.

Сестра булькнула горлом.

– Я – женщина! – сказала она. – И медицинская сестра!

– Еще хуже, – заметил Кузнечик.

Сестра Агата встала.

– Ну хватит. Я иду к доктору. Пора уже кончать с этими безобразиями. Вы – воспитатель! Вам должно быть стыдно за своих воспитанников!

Дверь за ней захлопнулась, но Кузнечик успел услышать начало монолога о том, что полагается делать с такими воспитателями, как Лось. Окончания он не услышал. Лось салфеткой счистил с одеяла кашу и грустно посмотрел на Кузнечика.

– Малыш, по-моему, сестра Агата в тебе разочаровалась. Ты слишком откровенен.

Кузнечик вздохнул.

– Мы погасили свет, чтобы я не стеснялся. И она и не смотрела вовсе. Что тут такого плохого?

Лось потер лоб.

– Вот что, – сказал он, – давай договоримся, про свет ты упоминать не будешь. Хорошо?

– Хорошо, – послушно согласился Кузнечик. – Не буду.

Он задумался.

– Я испорченный, да?

– Нет, – сердито сказал Лось. – Ты нормальный. Будешь доедать?

Кузнечик скривился.

– Понятно, – вздохнул Лось. – Я не настаиваю.

– Волку тоже такую дают? – начал Кузнечик издалека.

– Всем дают одно и то же. Если они не на специальной диете.

– Можно мне к нему сходить?

– Это вопрос не ко мне, а к главному врачу.

– Ему сейчас рассказывают, какой я испорченный, – сказал Кузнечик. – Что у меня нет стыда. Всем об этом рассказывают, и все возмущаются.

Лось менял местами приборы на подносе.

– Скажи, Лось, – Кузнечик попытался поймать его взгляд. – Волк – он тоже «не жилец»?

Лицо Лося пошло пятнами, глаза сердито вспыхнули:

– Кто тебе сказал такую ерунду?

– Тогда почему его не выпускают?

– Он проходит курс лечения.

– Ему здесь плохо, – сказал Кузнечик. – Он не может тут больше быть.

Лось смотрел в окно. Он был ужасно усталый. Вокруг рта глубокие складки. Кузнечик впервые задумался о том, сколько Лосю лет. Что он, наверное, намного старше его – Кузнечика – мамы и что седых волос у него больше, чем неседых, а когда он чем-то расстроен, то лицо кажется еще старше. Раньше такие мысли Кузнечику в голову не приходили.

– Я говорил с главным врачом. Волка скоро выпишут. Они не для своего удовольствия его здесь держат. Ты уже взрослый, должен понимать такие вещи.

– Я понимаю, – сказал Кузнечик. – Так мне к нему можно?

Лось посмотрел на него как-то странно.

– Можно, – сказал он. – Но с одним условием…

Кузнечик радостно взвизгнул, но Лось поднял руку.