Наташа закидывает руку и рвёт цветок.
Сколько их было тут, пока не скосили траву! Весь луг казался белым от ромашек. Словно это были сугробы из огромных снежинок, а в каждой снежинке — золотой кружок… Даже зелень травы скрывалась под цветами.
Теперь осталась только одна… Пожалуй, она отнесёт её Кате. «Вот посмотри, — скажет она Кате, — какие у нас были ромашки. А эта осталась случайно». Наверное, Катя очень удивится. Может быть, обрадуется?
И зачем только она сказала «тощая»? Какая Катя тощая? Просто худышка. Наверное, до войны была другая…
Мама расстроилась бы, узнав про такие Наташины слова. «Стыдно, стыдно, стыдно!» сказала бы она.
Наташа снова перекувырнулась со спины на живот и поползла к воде. Её лицо оказалось над самой Кокшангой. В этом месте река, завернув в ложбинку, образовала спокойную, гладкую заводь. Лицо Наташи отразилось на зеркальной поверхности.
Наташа внимательно на себя посмотрела. Вот она какая! Вздёрнутый нос, карие глаза, вокруг лица каштановые колечки и на подбородке глубокая ямочка. Похожа на маму? Говорят, точь-в-точь. Одно лицо. Глупости! Мама в тысячу раз лучше…
Как она скучает без мамы, как скучает!..
Наташа пристально глядится в воду, и ей кажется, что из воды смотрит не её, а мамино лицо… Вот бы обняла и расцеловала!..
Конечно, в те страшные дни, когда от папы перестали получаться письма, в те дни мама не могла поступить по-другому… «Наташа, девочка моя, пойми меня, — сказала она Наташе, — пойми, я не могу иначе… Как-нибудь поживи без меня, пока кончится война… Я должна быть там…»
Наташа ей тогда сказала, что и она пошла бы на войну, будь она такая взрослая, как мама. И мама не узнала, как Наташа проплакала всю ночь, перед тем как им расстаться. Даже подушка отсырела. Может быть, когда-нибудь, когда окончится война, она об этом и расскажет маме…
Наташа, глубоко вздохнув, снова перевернулась на спину и посмотрела на небо.
Высоко-высоко плывёт облако. Удивительное облако! Два белых крыла распластались по небу. Будто крылья серебристого самолёта.
Может быть, это и в самом деле вовсе не облако, а огромный белый самолёт?
А потом она привезла её сюда, в этот детдом, и с тех пишет ей письма. Каждую неделю по письму. Но что такое письма!
Наташа снова глубоко вздыхает и снова смотрит на небо. Только теперь облако уже ничуть не похоже на серебряные крылья самолёта. Скорее просто лёгкое, прозрачное перо из крыла какой-нибудь невероятно большой птицы. Недаром в школе их учили называть эти прозрачные высокие облака перистыми…
И вдруг издали доносятся голоса:
— Наташа, Наташа, где ты?
Нужно итти, а то ещё Марина рассердится. Марина не любит, когда работают спустя рукава.
Наташа поднимается с травы и нехотя, медленно бредёт в сторону огорода.
Вот лиловый колокольчик. Нужно его сорвать. Вместе с ромашкой будет хорошо. Ещё можно вон ту пунцовую гвоздику. И ещё два жёлтых цветка. И немного травинок. Теперь хватит. Красивый букет вышел из этих пёстрых полевых цветов! Катя будет рада.
Наташа бежит снова вдоль берега Кокшанги к огороду.
На той стороне, в белых льняных рубахах с разноцветными оборками и пёстрых передниках, колхозницы расстилают лён. Длинными светлыми дорожками на зелёной траве лежат разобранные снопики льна.
Эта работа Наташе знакома. Несколько дней тому назад их второе звено ходило в бригаду Марфы Симаковой расстилать лён. Очень простое дело: нужно взять снопик, развязать на нём жгут и весь его разложить по траве возле другого. И так все рядком-рядком, снопик к снопику, снопик к снопику, и получается длинная соломенная дорожка. Полежит лён на солнце, ночью на него упадёт роса, и так несколько дней. А уж после этого можно и собирать.
Наташа на секунду останавливается. Кто это с жёлтой оборкой на белой вышитой рубахе? Кажется, Марфуша?!
— Эге-ге-ге, Марфа! — кричит Наташа и машет пучком цветов.
— Наташа! — откликается Марфуша с того берега. — Куда побежала? Приходи помогать лён расстилать!..
— Не могу! — кричит Наташа. — Мы свои огурцы обираем!
Когда она вернулась на огород, Кати на грядке уже не было.
Наташа удивилась: неужели так быстро управилась? Или она, Наташа, так долго валялась у реки?
— А куда ушла новенькая, Катя? — удивлённо спросила Наташа у девочек.
— За ней прибежала другая новенькая, Мила, — ответила беленькая Нюрочка, с челкой на лбу.
У Наташи сразу хмурятся брови:
— Зачем это она прибегала за ней?
— Позвала в овощехранилище солить огурцы.
— Солить огурцы? Она меня искала, не её…
— Она её искала, не тебя. Она сказала, им нужна пятая. Вот они и позвали её, а вовсе не тебя! — с подковыркой проговорила Нюрочка.
Наташа вся вспыхивает:
— Не меня, а её!..
И вдруг она швыряет сорванные у реки цветы и, с трудом сдерживая слёзы, медленно идёт к своей грядке. Ей так хотелось в овощехранилище солить огурцы! Так хотелось!..
— Наташа, — кричит ей вслед Нюрочка, — ты потеряла свой букет!
— Букет? Интересно, для кого мне понадобилось собирать букеты? Это сорняк — что ли не видишь?
