Дом Утраченных Грез - [30]

– Позже буря, – изрек он, взглянув на море.

Майк посмотрел, ища признаки надвигающегося шторма: барашки на небе, дымку на горизонте, изменения в воде, еще что-нибудь, но ничего не увидел. Пастух энергично кивнул ему и зашагал за своими овцами. Майк пошел рядом. Чмокая овцам, пастух направил отару вверх по склону за домом. Видно было, что они знают дорогу, и, хотя он время от времени легонько постукивал их по бокам традиционным крючковатым посохом, в этом вряд ли была необходимость.

Наверху он прогнал их по одной через дыру в ограде из колючего кустарника. Потом завалил отверстие сухими ветками и спокойно оставил отару пастись там.

– Теперь, – сказал он, показывая на гору, – мы пойдем с богами.

Они пошли по овечьей тропе через редкий кустарник, по серо-зеленой подушке камнеломки и зарослей шалфея. Блестящие розовые гроздья обреции были как сукровица, сочащаяся из трещин в голом камне. Над головой кружилась пара ястребов. Майк осторожно шел но тропе, шириной в овечье копытце, и гадал, что означают слова Манусоса насчет богов.

Манусос остановился и предостерегающе поднял руку, принюхиваясь. Майк, подражая ему, глубоко вздохнул, и его грудь наполнилась сильным смешанным ароматом пряных трав, горных цветов и горячей пыли. Пастух кивнул, показывая, что можно продолжать путь.

Они спустились но диагонали и вышли на противоположный склон, где паслась еще одна отара. Эти овцы были, наверно, другой породы, а может, и не овцы вовсе, а козы, трудно было сказать точно, поскольку они не походили ни на овец Манусоса, ни на английских коз. Тут Майку представилась возможность оценить пользу загнутого конца посоха, когда Манусос внезапным движением поймал крюком одно из животных за шею и подтащил к себе. Он заметил рану на боку козы и помазал ее жидкостью, похожей на йод.

– Это тоже твои?

Манусос угрюмо кивнул, окидывая острым взглядом стадо. Убедился, что животные в порядке, и махнул Майку. Майк рванулся было вверх по склону, но Манусос остановил его.

– Нет! – крикнул он и показал на тройку, ведущую вниз. – С богами.

Майк взглянул на него и понял, что его сбил с толку греческий акцент. Его приглашали идти с козами, gots, как пастух произносил слово goats, а вовсе не с богами, gods. Он громко рассмеялся, Манусос захотел узнать, что его так рассмешило. Майк попытался, но не смог передать комизм своей ошибки.

Манусос недоуменно посмотрел на него и сказал:

– Да, мы идем дорогой коз.

Склон начал выравниваться, и они вышли к поляне, покрытой высокой, по колено, желтой, выжженной травой. Манусос остановил его.

– Пожалуйста. Будь осторожен. Иди по моим следам, потому что эта поляна., она зовет змей.

– Змей?

– Много змей. Просто будь осторожен.

Манусос пошел впереди, шаря перед собой посохом, как миноискателем. Пройдя несколько шагов, Майк услышал шорох в траве, потом снова, но ничего не заметил. Потом увидел, как трава зашевелилась извилистой полосой и еще одна змея быстро уползла, спасаясь от крюка посоха. Неожиданно вокруг них повсюду заскользили невидимые змеи, обнаруживая себя только шуршанием и колыханием раздвигаемой травы.

– Господи Иисусе!

– Много сегодня, – спокойно сказал Манусос, медленно продвигаясь вперед.

Поляна ожила. У Майка мурашки побежали по телу, на мгновение его словно парализовало, и он ясно увидел себя и пастуха сверху, с высоты б двадцать футов. Он видел себя, замершего на месте, и Манусоса, медленно идущего, шаря крюком в траве. Расползающиеся змеи оставляли следы в траве, словно писали ясно различимые и быстро исчезавшие знаки. Буквы греческого алфавита: здесь омега, там сигма, дальше лямбда, там мю, ню, пи, ро, омикрон.

Змеи выписывали греческие слова, слова темного смысла, слова языка, неведомого и непостижимого для Майка. Майк в панике смотрел, как множились и пропадали буквы. Потом услышал донесшийся, словно издалека, голос пастуха:

– Не бойся.

Этого было достаточно, чтобы Майк пришел в себя и двинулся к нему. Змей, бросавшихся прочь от крюка, становилось все меньше, потом их вовсе не стало. Манусос распрямил спину и пошел дальше уже уверенней. Наконец они достигли конца поляны. Майк облегченно вздохнул.

– Мы прошли там, где их больше всего, – сказал Манусос.

– Я почувствовал страх.

Манусос остановился и обернулся к нему:

– Да. Я чувствовал, как он стиснул тебя. Ты позволил ему… – Он замолчал и взмахнул рукой.

– Почему их тут так много?

– Я говорил тебе. Это место, оно зовет змей.

– Что это значит: зовет?

– Зовет. Они любят приползать сюда.

– Почему?

Манусос рубанул крюком посоха по листу травы. Почмокал вытянутыми губами. Потом сказал с досадой:

– Не все на свете можно объяснить.

Он повернулся и пошел по тропе, поднимавшейся по противоположному склону, усеянному обломками камней ржавого и красного цвета.

– Микалис! – первый раз он назвал Майка на греческий лад. – Микалис, ты как малый ребенок. Все почему, почему да почему. Ха! Ха-ха-ха!

Майк не обиделся. Первый раз он слышал, чтобы грек громко смеялся. Но независимо от этого в его отношении к Майку сквозила отеческая доброта. Они медленно поднимались по склону, и каждые несколько минут Манусос останавливался, оглядывался и, шевеля усами, мягко повторял: «Почему, почему, почему». И смеялся, прежде чем продолжать путь.