Дом тишины - [85]

– Испугался? – спросил Метин.

Я продолжал молчать. Он опять спросил. А я все молчал. И только потом сумел произнести:

– Прямо сюда ударила! Вот это да, прямо сюда, раз – и все!

– Нет, – ответил он. – Она ударила очень далеко – может быть, даже в море. Не бойся.

– Я больше не хочу толкать машину.

– Почему? – спросил он. – Испугался? Дурак! Она ведь больше так близко не ударит. Тебя что, в школе не учили?

Я ничего не ответил.

– Трус! – закричал он. – Бедный несчастный трус!

– Я возвращаюсь домой! – проговорил я.

– А как же с моими деньгами?

– Я их не брал! – сказал я. – Клянусь…

– Это ты завтра расскажешь в другом месте, – сказал он. – В полиции.

Втянув голову, чтобы не мок затылок, я опять вылез из машины и вдруг понял, что мы стоим на вершине холма, и обрадовался. Метин вышел из машины, но теперь не пытался даже делать вид, что тоже толкает, чтобы хоть как-то меня подбодрить. Он только привычно приговаривал «давай-давай!», словно придавая мне сил, и еще ругал неизвестно кого, называя шлюхой, но, должно быть, его брань была адресована нескольким людям, потому что он повторял: «Я вам покажу!» Я опять перестал толкать, потому что я не… это, как его… да, как Сердар говорит – я не прислуга его отца! Но он вдруг спросил:

– Ты хочешь денег? Я тебе заплачу сколько хочешь. Только потолкай ее.

Я опять навалился на машину, потому что мы уже добрались до вершины холма. Когда боль в пояснице стала невыносимой, я остановился, чтобы попытаться вздохнуть, а он все еще кричал и ругался. Сказал – даст тысячу лир! Я потолкал еще немного, из последних сил. Он сказал – две тысячи. Ладно. Я потолкал еще, но хотелось спросить: разве у тебя наши не отняли все деньги, что ты обещаешь? Добравшись до ровной площадки, я остановился передохнуть, но он опять разозлился и начал подгонять меня: он ругался теперь не переставая и не обращая на меня никакого внимания. Я подумал, что он сейчас, наверное, опять будет пинать машину. Но его поступок оказался еще более странным и напугал меня: он выставил лицо под дождь и начал ругаться в небо, словно браня Всевышнего. Мне стало страшно при одной только этой мысли, и я продолжил наваливаться на машину, чтобы не думать об этом. На небе – таком близком к холму – гремел гром, каждый раз все освещалось ярко-синим цветом, раздавался страшный шум, невероятный ярко-синий дождь лился теперь у меня с волос и лба прямо в рот, а я толкал, толкал и толкал. О Аллах! Я толкал машину, как жалкий слепой раб, забывший все, о чем он думал, закрыв глаза, втянув шею и глядя в землю, чтобы не видеть все чаще сверкавших молний. Никто не сможет меня обвинить и наказать, потому что я покорен, видишь – мне даже неведомы преступления и грехи. Машина поехала быстрее, я продолжал толкать на бегу, изо всех сил, с каким-то странным воодушевлением. Метин уже сел в машину, взялся за руль, и через открытое окно я слышал, как он продолжает выкрикивать ругательства, точно старуха, позабывшая, почему она бранится, или старый извозчик, что костит свою лошадь. Но, кажется, он ругает и Великого Аллаха. А разве не по Его воле гремит гром?! Ты-то кто такой? Лично я не собираюсь уподобляться ему и кого-либо ругать. Я остановился, все, не толкаю.

Но машина уже чуть-чуть проехала сама. Я смотрел на нее, как на безмолвное, страшное, сумрачное судно, плывущее само по себе, а она медленно удалялась от меня. И дождь стал слабее. Казалось, машина тоже ехала сама по себе, и, глядя на нее, я подумал: Он как будто отдаляет нас друг от друга, чтобы наказание, предназначенное ему, не досталось мне. Но машина, проехав еще немного, остановилась. Небо осветилось опять, и я увидел, что Метин вышел из машины.

– Где ты? – протяжно закричал он. – Иди сюда, толкай!

Я не сдвинулся с места.

– Вор! – закричал он во тьму. – Бесчестный вор! Давай, беги, убегай!

Я продолжал стоять на том же месте, дрожа от холода. Потом побежал к нему.

– Ты Аллаха не боишься? – закричал я.

– Если ты боишься, то почему воруешь? – крикнул он в ответ.

– Я боюсь! А ты смотришь наверх и ругаешь Его. Он тебя когда-нибудь накажет за это.

– Глупый невежда! – презрительно бросил он. – Ты испугался этих молний, да? Ты боишься теней деревьев, кладбищ, дождя, урагана, когда сверкает молния, да? Взрослый человек! В каком ты классе, невежда? Вот что я скажу тебе – нет никакого Аллаха! Ясно тебе? А сейчас давай иди и толкай мою машину. Говорю тебе – дам две тысячи лир.

– А куда ты потом? – спросил я. – К себе домой?

– Я тебя подвезу, – пообещал он. – Куда захочешь подвезу, только бы машина съехала с этой горы.

И я толкал, Нильгюн. А он запрыгнул в машину и опять начал ругаться, но на этот раз не от злости, а просто как извозчик, ругающий свою лошадь по привычке. Вскоре машина поехала быстрее, и я с надеждой подумал, что скоро начнется спуск с горы и машина заведется. И тут я представил: Метину тоже все надоело и все опротивело! Я сяду в машину, он включит печку, мы согреемся. Потом он заберет тебя, и мы вместе уедем куда-нибудь далеко-далеко. Но когда начался спуск и машина покатилась с холма, не раздалось ни звука, кроме странного глухого шороха колес по мокрому асфальту. Я побежал и догнал ее, хотел тоже запрыгнуть в машину, но дверь была заблокирована.