Дом там, где сердце - [51]

К концу марта часть денег, прикарманенных мистером Блессингтоном, была возвращена. Большую их часть Мюйрин потратила на оплату закладной и возмещение почти всех налогов, а все, что осталось, пошло на покупку новой партии скота, особенно овец, дающих шерсть для продажи. Эти неприхотливые животные могли пастись на самых худших участках поместья. На какое-то время Мюйрин воспряла духом, убедившись, что наконец-то все начало меняться к лучшему.

Однако серьезнейшие перемены настигли их в середине апре­ля, когда мистер Коул, юго-восточный сосед, объявил, что на­мерен превратить всю свою землю в пастбище для овец и всем своим крестьянам разослал уведомление о выселении.

Хуже того, полковник Лоури, северный сосед, готов был опла­тить переезд своих работников в Канаду, лишь бы только из­бежать введенных правительством высоких налогов. Налоги эти налагались на душу населения, то есть за большое число крестьян, которые предположительно платили большую ренту зa свои маленькие домики и крошечные картофельные делян­ки, соответственно начислялись и большие налоги.

– Комиссия Девона подсчитала рентные платежи, которые поступили в начале тысяча восемьсот сорок первого года, перед неурожаем картофеля в октябре, – пояснял Локлейн Мюйрин, когда она, сидя за столом, пыталась разобрался в цифрах. – Они прибавили всю ренту, зафиксированную в расчетах, даже не приняв во внимание все существующие задолженности. Кто-то уехал, кто-то умер, родились дети, отчего еще больше взвин­чиваются налоги. К сожалению, женщины и дети не приносят большого дохода, а кормить нужно все больше ртов притом, что денег становится все меньше. Потому-то полковник Лоури и мистер Коул пытаются сэкономить сейчас, пока через не­сколько лет ситуация не достигнет критической точки.

– Но куда деваться их работникам? Что им делать? Овцы – это прекрасно, но чтобы за ними ухаживать, нужны люди, ведь овец надо чесать, стричь и красить шерсть, а затем прясть ее! – воскликнула Мюйрин. – Или же откормить их и зарезать на мясо.

Локлейн прошелся по комнате. Она никогда еще не видела его таким подавленным.

– Не могу поверить! – произнес он, тяжело опускаясь в кресло.

– Я знаю, что тебе невероятно трудно, Локлейн. Прости.

Он вздохнул и устало потер глаза.

– Я знаю многих из этих людей с детства. Многие из них уже старики. Они не могут эмигрировать! Многие из них просто не переживут переезда! Это все равно что сразу подписать им смертный приговор. А если и переживут, что тогда? Они попробуют начать все сначала в совершенно чужой стране. Об этом даже подумать страшно. Уж я знаю, как нелегко было в Австралии. Никому такого не пожелаю.

– Но ведь ты заработал там, – заметила Мюйрин.

– Я чертовски тяжело работал, но чаще всего мне просто везло. А повезет ли им? Все больше эмигрантов направляется в Америку.

Мюйрин внимательно слушала Локлейна и печально смот­рела на цифры перед собой. Затем, отложив книгу, взяла чистый лист бумаги.

– Сколько человек в поместье полковника?

– Сотня или около того.

– А у мистера Коула?

– Приблизительно столько же, может, чуть больше.

– А сколько из этих людей обладают какими-нибудь способ­ностями, владеют какой-то профессией, ну, знаешь, например, плотничеством?

Локлейн задумался.

– Не знаю. Думаю, что большинство из них – фермеры, но наверняка есть и плотники, и строители.

– В обоих поместьях?

Он недоуменно нахмурился.

– Думаю, да. А почему ты спрашиваешь?

Мюйрин внимательно проверила свои расчеты, прежде чем ответить.

– Потому что я хочу, чтобы они жили здесь. Он приподнялся со стула.

– Ты с ума сошла? Мы же не сможем…

– Я знаю, что ты скажешь, Локлейн. Пожалуйста, выслушай меня, прежде чем сделать окончательный вывод. Я знаю, что нам будет нелегко, но ведь через несколько недель эти несчаст­ные либо останутся без крыши над головой, либо будут умирать по дороге в Канаду… Мужчины, женщины, дети. Если они передут к нам… мы даже не сможем прокормить их, если и дальше пойдет так, как сейчас!

– Я что-нибудь придумаю, даже если для этого мне при­дется просить милостыню, брать в долг или воровать.

Локлейн взорвался.

– А тебе-то чего волноваться? Ты же можешь хоть завтра уехать в Шотландию!

Мюйрин удивленно взглянула на него.

– Это нечестно, Локлейн, и ты это знаешь. Конечно, я могла бы сбежать, но не собираюсь. Барнакилла стала для меня пер­вым настоящим домом, и если кто-то захочет переехать сюда, то мы всегда должны быть рады ему. Поместье будет процве­тать. Просто на это нужно время. Я поеду в Дублин, продам дом, кое-чем нам придется еще пожертвовать, пока не вернем украденные деньги. После этого дела должны пойти успешнее, я уверена. Потерпи, Локлейн. Это нелегко, но ты и сам это зна­ешь. Отправить их в Канаду – все равно что подписать им смертный приговор:

– Но как мы их всех прокормим?

– Для начала подсчитаем все, что они принесут с собой (если принесут), как было с нашими работниками. Затем установим для них справедливую ренту и раздадим задания. У меня еще есть немножко денег, которые нам выдал полковник Лоури из Блессингтона. Можно купить крупы, овощей, картофеля. При­дется экономнее расходовать масло, чтобы увеличить количе­ство молока. Если у нас прибавится детей, то понадобится боль­ше молока. А еще нам потребуется больше торфа, дров, мяса и рыбы. Я знаю, что Нил пришлет из Шотландии еще продуктов с очередным судном, которое придет за лесом. Мы в ближайшее время продадим все деликатесы, например кофе, чай, вино, бренди, чтобы закупить продукты попроще. Кроме того, нам уже пора думать о сборе урожая. Забудь о разработанной нами схеме севооборота. Я хочу, чтобы мы вспахали все невозделан­ные поля и посадили больше репы и свеклы. Это поможет нам продержаться зиму. Если же выкорчевать пни уже вырублен­ных деревьев, можно будет и эту землю пустить под культива­цию, – закончила свой перечень Мюйрин.