Дом там, где сердце - [50]

трудом удержался и наконец вошел в нее. Наивысшая точка наслаждения была всепоглощающим взрывом, призывом к вечной любви и пониманию, к будущему, которое они себе пока не могли представить. Но были уверены, что никогда не смогут жить друг без друга.

Когда она наконец успокоилась, он прижал ее к себе и ощу­тил слезы у нее на щеках.

Мюйрин рассмеялась и поцеловала его, широко раскрыв свои объятия, словно желая согреть его сырой, промозглой ночью, и они начали засыпать. Локлейн успел подумать, что это слиш­ком хорошо, что все это восхитительный сон, который рано или поздно закончится. Как и Тара, Мюйрин тоже уйдет.

На следующий день он изо всех сил старался держаться от нее по­дальше, но вечером, не в силах заснуть, беспокойно метался по кот­теджу, пока все-таки не отправился в особняк. Взяв свечу из под­свечника, он пошел искать Мюйрин в кабинет, в библиотеку, а затем осмелел и поднялся в ее комнату. Она, в одной ночной рубашке, как раз подбрасывала в камин торф. Ее тяжелые волосы небреж­но спадали с плеч, и она радостно улыбнулась, когда он вошел.

– Я ждала тебя!

Она нежно улыбнулась и, бросившись в его объятия, увлек­ла его на кровать.

Роман Мюйрин с Локлейном продолжался весь март. Обоих беспокоило, сколько же он останется незамеченным, но ни один из них не хотел первым поставить точку в их отношени­ях. Для них стало негласным правилом никогда не говорить о будущем.

Дни шли своим чередом, и Локлейн поймал себя на том, что он побаивается Мюйрин днем – такой холодной, спокойной и рациональной. Ему хотелось, нет, ему было необходимо от­делить эту Мюйрин от той женщины, которую он сжимал в объ­ятиях ночью, когда, сжигаемый страстью, приходил в ее ком­нату на несколько неповторимых часов.

Мюйрин тоже хотела видеть в Локлейне, с которым прово­дила упоительные ночи, отнюдь не партнера по работе, с ее удачами и неприятностями. У них возникает по миллиону проб­лем на день. Они вместе управляют делами поместья, ведут учет и выполняют массу других дел. А ночь была для них удивитель­ным временем, когда между сном и бодрствованием они неис­тово предавались любви.

Не было ничего неприличного или шокирующего, когда они смеялись, изучали и откровенно любили друг друга, пока пер­вые лучики рассвета не пробивались в их тайное пристанище, где они уединялись от всего мира. Утро наступало слишком скоро, и призывное кукареканье петуха возвращало их к бесконечным дневным заботам. Они одаривали друг друга по­следним теплым поцелуем и расставались, храня незабываемые воспоминания до следующего раза, когда снова оказывались имеете хоть на несколько часов.

Локлейн пытался не думать о будущем, но постоянно ис­пытывал неуверенность в том, что Мюйрин навсегда останет­ся с ним. В любое мгновение из Шотландии мог прибыть ко­рабль с ее отцом на борту, и она исчезнет без следа. Но пока она была с ним, он решил наслаждаться каждой секундой, которую они могли провести вместе. Он занимался с ней любовью от­чаянно, словно в последний раз.

Мюйрин тоже старалась не думать о будущем, но из головы у нее не выходил вопрос, как же все это закончится. Она любила Локлейна, в этом у нее сомнений не было. Но, Господи, разве они могли быть счастливы вместе? Как только им удавалось спра­виться с одними неприятностями, тут же возникали новые.

Более того, Локлейн, почему-то внушил себе, что совершен­но ей не подходит. А она была уверена, что он постоянно срав­нивает ее с Тарой. Ощущение Мюйрин своей неопытности и связанная с этим неловкость также изрядно затрудняли их отношения. Она была убеждена, что Тара была единственной любовью Локлейна, а она – просто друг, партнер, некто, с кем Локлейн проводит ночи.

Мюйрин справилась с налоговым кризисом, продав все до­рогие вещи, которые прибыли для нее на судне из Шотландии. Она даже кофе упаковала в коричневые бумажные пакеты, что­бы продать его на рынках. Локлейн отдал Патрику деньги за два пакета и один вручил как подарок Мюйрин, а второй оста­вил до ее дня рождения тридцатого апреля.

– Право же, не стоило, – сказала она, нежно целуя его.

– Нет, теперь мы квиты. Ты же оставила буфет, – с улыбкой промолвил он, указывая на стоящий в ее комнате шкаф.

Она смущенно улыбнулась.

– Он такой красивый, что нужно сто раз подумать, прежде чем продать его. Ты сделал его своими руками, и он напоминает мне о тебе и о нашей первой ночи.

– Никогда бы не подумал, что ты нуждаешься в напомина­нии о том ужасном времени. К чему тебе напоминания, не луч­ше ли живой образец? – поддразнил он, слегка пощекотав ее, и она смеясь бросилась в его объятия.

– Гораздо лучше, – согласилась она, одаривая его медлен­ным поцелуем.

Внезапно в комнату вошла Циара, которой понадобился ка­кой-то совет, и они резко отпрянули друг от друга.

Его сестра осталась недовольна своим открытием и сделала все возможное, чтобы помешать Локлейну проводить время наедине с Мюйрин.

Мюйрин не могла ее винить. Ведь та просто беспокоилась, что ее брату снова причинят боль. Но в то же время такое не­одобрение со стороны его единственной родственницы не мог­ло не сказаться на их отношениях. А что скажет ее семья, если узнает о Локлейне, Мюйрин даже не могла себе представить.