– Знаю, – улыбнулась Бетти. – Он всегда сердился, что я называю его «мосье Борис», а не «дядя». Но я все равно хотела что-нибудь для него сделать. Только он не дал мне времени. Он с самого начала стал мне угрожать, а я ненавижу угрозы.
– Я тоже.
Бетти снова взглянула на письма.
– Полагаю, мосье Борис написал это, когда я от него отмахнулась. А потом он выдвинул против меня это ужасное обвинение, так что предложить ему какое-то соглашение означало бы признать свою вину.
– Вы правы, – согласился Джим.
До этого момента в голове у него таилось подозрение, что девушка слишком сурово обошлась с Борисом Ваберским. Конечно, он был паразитом и нахлебником, не имеющим права на что-либо претендовать, но, с другой стороны, Ваберский не имел средств к существованию, а миссис Харлоу, от которой Бетти унаследовала свое состояние, соглашалась терпеть и содержать его. Однако искренность девушки стерла это темное пятнышко.
– В таком случае все в порядке. – Со вздохом облегчения Бетти вернула письма Джиму. – Но сначала я очень испугалась, – призналась она. – Меня вызвали к магистрату, но я испугалась не вопросов, а его самого. Очевидно, он обязан выглядеть суровым, но мне казалось, что если человек выглядит суровым до такой степени, то у него нет мозгов и он пытается это скрыть. А безмозглые люди всегда опасны, не так ли?
– Пожалуй.
– Он запретил мне пользоваться автомобилем, словно боялся, что я сбегу. А в довершение всего, выйдя из Дворца правосудия, я встретила друзей, которые сообщили мне целый перечень осужденных, чью невиновность удалось доказать, только когда уже было слишком поздно.
– Ничего себе друзья! – воскликнул Джим.
– Такие друзья есть у каждого, – философски заметила Бетти. – Хотя мои оказались особенно одиозными. Они обсуждали, как нечто само собой разумеющееся, что я должна нанять лучшего адвоката, так как миссис Харлоу меня официально удочерила и мне могут предъявить обвинение в матереубийстве. В этом случае на помилование нечего рассчитывать – меня бы отправили на гильотину босиком и с черной вуалью на лице. – Увидев ужас и негодование на лице Джима Фробишера, она протянула ему руку. – В провинции злоба не знает пределов, хотя… – Бетти подняла стройную ножку в лакированной туфельке и задумчиво на нее посмотрела, – я не думаю, чтобы при таких обстоятельствах меня беспокоило, есть ли у меня на ногах мои лучшие чулки и туфли или нет.
– В жизни не слышал ничего более мерзкого! – проворчал Джим.
– Как вы можете себе представить, – продолжала Бетти, – я вернулась домой в довольно взвинченном состоянии и отправила эту глупую паническую телеграмму. Когда я пришла в себя, то хотела ее отозвать, но было уже поздно. Телеграмма… – Внезапно она оборвала фразу. – Кто это?
До сих пор Бетти говорила спокойно и неторопливо, почти юмористически оценивая причины своих страхов. Теперь же вопрос прозвучал быстро и тревожно.
Массивный широкоплечий мужчина шел по улице вдоль ограды и внезапно свернул во двор, почти скрывшись под веерообразным стеклом портика.
– Это Ано, – ответил Джим, и Бетти вскочила, как подброшенная пружиной.
– Вам нечего опасаться Ано, – заверил ее Джим Фробишер. – Я показал ему оба письма Ваберского, и теперь он ваш друг. Вот что он сказал мне вчера в Париже.
– В Париже? – резко переспросила Бетти.
– Да. Я приходил к нему в Сюртэ и могу в точности повторить вам его слова. «Ваша юная клиентка сможет спать спокойно, не опасаясь, что ей причинят вред».
Как только Джим умолк, в дверь позвонили.
– Тогда почему он в Дижоне? Почему пришел сюда? – настаивала Бетти.
Но на этот вопрос Джим не имел права ответить. Он поклялся не обмануть доверия Ано. Какое-то время Бетти должна будет верить, что обвинения Ваберского – истинная причина присутствия Ано в Дижоне, а не всего лишь предлог.
– Ано – человек подневольный, – сказал Джим. – Он здесь, потому что получил приказ отправиться сюда.
К его облегчению, ответ произвел должный эффект. В действительности мысли Бетти отвлекла проблема, к которой у него не было ключа.
– Значит, вы встретились с мосье Ано в Париже, – тепло улыбнулась она. – Вы не забыли ничего, что могло помочь мне. – Девушка положила руку на подоконник. – Наверное, моя паническая телеграмма в Лондон ему польстила.
– Он только сожалел, что вы были так расстроены.
– Выходит, вы показали ему телеграмму?
– И он ее уничтожил. Это был мой предлог для того, чтобы обратиться к нему по поводу писем.
Бетти снова села на подоконник и приложила палец к губам. За дверью послышались голоса, и в комнату вошел старый слуга. На сей раз он не принес поднос с карточкой, но был явно взволнован и слегка запыхался.
– Мадемуазель… – начал он, по Бетти прервала его. Сейчас в ее поведении не было ни следа беспокойства – она полностью овладела собой.
– Я знаю, Гастон. Проводите мосье Ано сюда.
Но мосье Ано вошел сам. Он церемонно поклонился Бетти Харлоу и сердечно пожал руку Джиму Фробишеру.
– Я очень обрадовался, мадемуазель, когда, идя через двор, увидел, что мой друг с вами. Надеюсь, он сообщил вам, что я не людоед из сказок?
– Но вы ни разу не посмотрели на окна! – недоуменно воскликнула Бетти.
